Азов - [155]

Терские казаки пропустили подводы Георгия Цулубидзе и добавили от себя четыре подводы с вином и порохом.

Цулубидзе въехал в Азов в тот момент, когда казаки сбрасывали в Дон и в море побитых турок, покрывших трупами поле боя вокруг крепости на много верст. Це­лую неделю еще убирали трупы турок, а убитых казаков хоронили в Монастырском урочище.

Закончив уборку трупов, казаки собрались в круг. На кругу были провозглашены выработанные атаманами семь правил для завоеванного города и крепости:

«Первое. Походного атамана Михаила Ивановича Татаринова за его дерзновенные подвиги во славу земли русской, за его любовь к казачеству и за страх, постоянно вселяемый турецкому султану и крымскому хану, – отны­не возвести в звание атамана Великого войска Донского. И жить ему, Михаилу Татаринову, и всем атаманам впредь во дворце султанского наместника Азова-крепости.

Второе. Городу Азову быть вольным торговым городом. Всякий купец: болгарин и грек, туркмен и персиянин, купец Грузии и Валахии, купец Новгорода, Казани и Киева, купец Астрахани, Суздаля и Володимира и всякий иной купец с иных земель и царств – волен везти свой товар для продажи и прибыли в Азов-город.

Великого государя особо молить дать свое повеление купцам из окраинных и польских городков ездить к нам в Азов с хлебными запасами и всякими иными товарами свободно и беспошлинно, а воеводам пропускать их на Дон без задержания, ибо мы кормимся только рыбой, зверем и травой. А надобно стоять в крепости и служить государю, а без хлебных запасов и всякого другого товара, свинца и рухляди стоять и прямить не можно.

И ежели от государя последует запрещение русским людям вести с нами торговлю, то мы реку Дон очистим, город Азов испортим, а сами уйдем с Дона на реку Дарью. Государю же от того будет досадно и убыточно.

Третье. Всем казакам и их женкам переехать из Черкасска жить в Азов, а во всех верхних и нижних городках и юртах оставить по 300 казаков вести верную службу и дозор за неприятелем – татарином и турком. Посылать непрестанно разъезды в степи, на перелазы сакмы, в сторону Крыма и Кагальника до крепости Тамани – для охраны города.

Четвертое. Всему войску крепить побитые под корень ядрами и машинами стены крепости, крепить порушенные и взорванные и проломленные Наугольные и Каланчинские башни. Заложить камнем все прорывы на Водяной башне. И все то место, которое порохом вырвало, заделать. А буде турки и татары похотят вернуть себе крепость, то мы ни турецкому султану, ни крымскому хану крепости вовек не дадим, нешто будут наши головы так же валяться, заполняя рвы около города, как теперь валяются басурманские головы. И хотя бы всем нам, до единого человека, помереть – Азова-крепости не отдавать! И как только басурманы сей весной или тем летом, или в которое-нибудь другое время придут под Азов, хотя бы и многими людьми, – против них стоять, как приговорено и утверждено, крепко, осаду крепить, сколько нам бог помощи подаст. Мы взяли город Азов кровью, своими головами и умом.

Пятое. Атаману Алексею Старому постоянно говорить мурзам Большого Ногая и иным кочующим мурзам, чтоб они помнили государскую милость к себе и шли б опять на свои старые кочевья или где они хотят кочевать: по Кальмиусу, Миусу, возле Азова и Астрахани, но только быть им в крепкой дружбе с нами и под государевой высокой рукою. Поисков и войны с ними не чинить и живота, их не разорять, и людей их не побивать, и юрты их не громить. Зацепки им не делать и кочевать им бесстрашно. Запорожским черкасам и горским черкесам, терским казакам жить с нами в великой дружбе, ходить к нам на выручку и шкоды никакой и лиха нам не чинить.

Шестое. Турецкие и крымские люди творили нам великую скорбь. От сих злохищных волков чинилась нам пакость всякая, от них было разорение святым божьим церквам, проливалась невинная православная кровь, в полон брали наших отцов и матерей, наших братий и сестер. Турецкие люди искони надругалися над нами и за море продавали нас на каторги и корабли, уводили в турецкую землю. И мы не стали больше того терпеть! Мы помирали за единокровных братьев своих, болели душой и сердцем своим. Освободили мы в Азове-городе право­славных пленных две тысячи, да тысяча их легла под камнем. И ныне мы велим им бесстрашно и вольно идти в ту землю, куда они хотят. А захотят – вольно им остать­ся на Дону и служить под рукою великого государя.

Седьмое. Поганые азовские люди разорили ограду и церковь Иоанна Крестителя и надругалися. А которые церкви были – азовцы в них поделали мечети. В тех церквах недостойно служити. Осквернены те церкви мерзостной пакостью и богохульством. А ныне нам в Азове надобно жить и бога хвалить, и церкви ставить новые. Иконы писать надобно псковскому мастеру-иконописцу Ивашке Паисеину. Государя-царя просити послать нам книг священных к двум церквам… А заодно просити у государя: зелья пушечного, зелья ручного, свинца да ядер».

Затем начался в Азове великий пир.

Донское и Запорожское войско с саблями и с пиками, с ружьями и стрелами заполняло стоя и сидя все крепостное поле. Израненные и искалеченные, смывшие следы порохового дыма и страдающие от сабельных ран казаки радовались наступившему долгожданному празднику. Всюду виднелись пестрые кафтаны и рваные верхи шапок, дорогие сафьянцы и запыленные сапоги. От множества людей в крепости гудело, как в улье. Оживленные беседы, и разгоряченные споры, и говор слышались на возах, на стенах, под стенами, возле дворца Калаш-паши, возле мечетей и на ступеньках лавок гостиного двора. Казаки сидели на развалинах крепости и обнимались с освобожденными из плена. Там встречались нередко родственники: родные братья, сыновья с отцами, деды с внуками. Лица у всех веселые, и слезы их были счастливые.