Азиль - [23]

«Мы спрятались под Куполом от Божьего ока, — думает Ксавье. — Как под камнем. И полагаем, что Он не видит нас, и так мы спасёмся. Но Веточка права: мир, в котором люди не слышат голоса Бога в себе, может спасти только чудо. Мы почти двести лет сидим под камнем и ждём его, не понимая, что спасётся лишь тот, кто способен на чудо сам…»

Он смотрит на бледные щёки Вероники, слушает её спокойное дыхание. Слегка постукивает пальцем по её тонкому запястью.

— Не засыпай, Веро. За тобой вот-вот приедут.

— Я хочу, чтобы он загулял и забыл про меня, — бормочет она, не открывая глаз. — Так уже столько раз было… Я не хочу возвращаться.

— Я знаю, Веточка. Но есть такое понятие — «долг». Это превыше любых желаний. Я всегда рад тебе, но твоё место — там, в семье, рядом с дочерью.

— И даже когда придёт время…

— Не начинай, — мягко перебивает он. — Я не хочу, чтобы ты уезжала отсюда с тяжёлым сердцем.

Вероника ощупью находит его руку, кладёт ладонь себе под щёку и замирает.

— Дома я больше всего скучаю по прикосновениям, — еле слышно говорит она. — Простым человеческим прикосновениям, несущим тепло.

— А как же Амелия?

— Это дочь своего отца, — безжизненным тоном отвечает Вероника и умолкает надолго.

Из оцепенения их выводит резкая трель звонка. Ксавье поднимается и идёт открывать, Вероника со вздохом приступает к обуванию. Когда священник возвращается в сопровождении Доминика Каро, Вероника сидит на скамье такая, какой её все привыкли видеть дома — тихая, поникшая, похожая на собственную тень.

— Заждалась? — подмигивает ей Ники. — Иди в машину, мне надо переговорить со святым отцом с глазу на глаз.

Она послушно кивает и покидает Собор. Только убедившись, что входная дверь хлопнула, закрываясь за Вероникой, Доминик поворачивается к священнику.

— Отец Ланглу, благословите.

Правая рука поднимается в привычном жесте.

— Благословляю тебя, сын мой, — миролюбиво говорит священник. — О чём ты хотел поговорить?

Доминик оправляет сюртук, выдыхает коротко и решительно выдаёт:

— Отец Ланглу, мне нужно, чтобы вы обвенчали нас с моей девушкой. Пышной свадьбы не будет, этот брак по любви, а не по родительскому желанию.

Ксавье мрачнеет.

— Доминик, постой. Брак не одобрен родителями?

— Да. Но нет причины, по которой мы не могли бы обвенчаться.

Священник смотрит будто бы не на самого Ники, а сквозь него — и тот вопреки своему желанию продолжает:

— Моя невеста — девушка из Третьего круга. Отец Ланглу, нет закона, который запрещал бы этот брак! Все равны перед Богом! Разве не в любви счастье? В чём смысл выживать тут, в затхлом мирке, если не делать счастливым того, кого любишь, и не быть с ним рядом?

С каждым словом парень всё сильнее распаляется, в голосе проскальзывают истеричные нотки.

— Тише, Доминик! — вскидывает руки священник. — Я понял тебя, ни к чему горячиться. Если вы оба так хотите — будь по-вашему. Только я прошу ещё раз подумать о…

— Спасибо, отец Ланглу! — просияв, благодарит Ники. — Вы один меня понимаете, спасибо вам!

— Ступай. Время позднее, вам ещё ехать до дома.

Проводив юного Каро печальным взглядом, Ксавье Ланглу возвращается на скамью, где они сидели с Вероникой, и долго-долго глядит в нарисованное звёздное небо, думая о чём-то своём. Потом споласкивает руки в мраморной чаше и идёт через правый неф в Сад, где зреют в инкубаторах десять человеческих плодов, которым предстоит стать полноправными жителями Ядра. Ксавье проверяет работу систем, которые обеспечивают будущих детей элиты всем необходимым для развития, благословляет каждый плод, и лишь после этого проходит в свою келью на самом верхнем ярусе Собора. Там он до рассвета молится на коленях и полосует свою широкую спину плетью-трёххвосткой.

Неистово. Безжалостно. Щедро окропляя тесную келью алыми каплями.

5. Зверь

Среди ночи Бастиана будит испуганный крик Амелии. Он мгновенно покидает тёплую постель и спешит в комнату напротив. Вероника уже там, прижимает к себе плачущую дочь, гладит растрёпанные рыжие кудряшки. В тусклом свете ночника обе напоминают привидения.

— Что такое, bien-aimé? Что произошло? — сонно бормочет Бастиан, касаясь мокрых щёк дочери.

— Зверь! Я видела зверя! — всхлипывает девочка, отталкивает мать и тянет руки к отцу. — Защити меня, папа!

Бастиан поднимает Амелию, она обнимает его за шею, обхватывает ногами. Вероника смотрит на неё с тревогой.

— Малышка, у тебя ничего не болит? — спрашивает она тихо.

Амелия не отвечает, только льёт слёзы за воротник отцовской пижамы. Бастиан прижимает её лоб к своей щеке — не горячая ли?

— Уйди, — коротко приказывает он жене, и Вероника покидает детскую.

Бастиан, не спуская дочь с рук, включает свет в комнате и в коридоре. Амелия понемногу успокаивается — щурится, судорожно вздыхает. Отец вытирает ей нос платком, заботливо положенным им же самим под подушку накануне. В последнее время Амелии частенько стали сниться кошмары. Врач, осмотревший девочку, сказал, что это возрастное.

— Впечатлительная ты моя, — ласково шепчет Бастиан в нежное розовое ухо. — Ничего не бойся. Папа с тобой. Папа защитит.

— Не оставляй меня тут, папа, — хриплым от переживаний голосом просит Амелия. — Я боюсь. Возьми меня в свою комнату, зверь не ходит туда. Смотри, он нянюшку съел… и маму съест.