Азбука жизни - [4]
Еще мне запомнился Лев Дождев, автор огневой поэмы "Замурованный в Бетоне" — про каменный уголь. Его, действительно, тяжело забыть. Окрыленный успехом, автор поэмы (написанной маяковской лесенкой, и чуть ли не каждое слово с большой буквы) любил порадовать нас телефонным звонком. Голос вполне каменноугольный, интонации командно-составные, тоже, поди, полковник. "Александр Александрович. Я тут веночек написал. Понимаете — веночек сонетов. Так я что думаю — вещь-то стоящая. Вы уж выдвиньте меня на премию. Букеровскую. Она не за стихи? Жаль. Тогда Пушкинскую. На Нобелевскую нет, это опасно. Как бы не убили".
Думаю, он боялся ограбления, с Нобелевской-то премией в кармане. В общем, правильно.
Еще у нас в доме жила рукопись «Банан», о которой стоит упомянуть отдельно.
Человек, который ее написал, приходится Михайлову Саше другом детства, и Банан — его детское и пожизненное прозвище. Будучи по натуре человеком необычайно деятельным и предприимчивым, Банан стал одним из первых в СССР переводчиков видеофильмов. "Последнее танго в Париже" — это Банан. И "Дневник баскетболиста" — это Банан: в высшей степени адекватный перевод речи уличных нью-йоркских подростков — и романтические стихи Джима Кэри про белый жетон луны. Такое сочетание очень для него характерно.
Банан пишет лирические стихи в духе "Клуба им. полковника Васина" — совершенно, то есть, дикие стихи. Чудовищно искренние и оттого прекрасные. А его проза не уступает стихам по искренности и убойной энергетике. Это, собственно, не проза — а история его жизни, точнее куча разных безумных историй, с ним приключавшихся.
О себе он пишет в третьем лице, называя себя Мишей, что и является его настоящим именем, как у Лимонова — Эдичка. Но только Лимонов, прочитав эту книгу, умрет от зависти. Потому что Лимонов — писатель, со всей присущей этому клану пыльной книжной грустью, ремесленнической старательностью и жаждой славы. А Миша Банан — настоящий живой персонаж, который взялся за перо главным образом оттого, что на него от неумеренного потребления алкоголя стали накатывать маниакальные состояния, сопряженные с бессонницей и непреодолимой потребностью в самовыражении.
Добрая половина этой книги написана в Кащенко, в платном отделении для утонченных организмов. Это, собственно, дневник Миши Банана, который он настукивал на лэптопе день за днем, час за часом, начиная с пяти утра, когда ему свойственно просыпаться ("Миша проснулся в пять утра от чудовищной эрекции", — обычный зачин).
Как слушал крик ворон; пил кофе; как думал о Боге, об устройстве мироздания и своем в нем месте, и о том, можно ли любить женщину и дочь ее — тоже любить. И любовницу дочери — тоже. И о ревности к другим ее любовницам. И о прелюбодеянии…
Как пил таблетки, и лежал под капельницей, и как галлюцинировал; как беседовал в курилке с другими больными, ненавязчиво уча их жизни, потому что Мише дана мудрость; как тут же написал стихи и занес их в лэптоп; как вышел прогуляться в Нескучном саду и по дороге прихватил там пару хороших кирпичей для дачного хозяйства; как из реанимации к нему в палату перевели молодого человека мужественной и таинственной профессии, слезавшего с герыча, и как они решили вместе ехать прямо из больницы в Таиланд.
Потом дневник продолжается в уже в этом самом Таиланде. Час за часом, со всеми трогательными подробностями. Как пошли, допустим, есть лобстеров, как тщательно выбирали место с тем расчетом, чтобы объевшись, удобно было закинуть ноги на ограду и любоваться морским закатом, как лобстеров, наконец, принесли, перепутав заказ, но все же весьма приемлемых, и закат наступил, и был похож на усталого огненного дракона, а тут как раз подоспел и рис с креветками, хоть это было уже и лишнее, и они выпили по паре таблеток тизерцина, и колеса застучали по шпалам, и тут же некоторые соображения о Боге, о мироздании и Мишином в нем месте, о тайском национальном характере и досадной для Миши неспособности тайцев к европейским языкам, о массаже и массажном бизнесе, о белых слонах, о местных проститутках, о неизбывной любви, — и все это в одном абзаце и — по-настоящему, без дураков, прекрасно как литература.
Я люблю читать. У меня есть непреодолимая потребность в чтении, как у Банана — в письме. Его рукопись во всех ее вариантах — правленом, неправленом — я уже почти что выучила наизусть, потому что в ее, рукописи, присутствии совершенно невозможно читать что-либо другое. Она как живое существо, требующее к себе постоянного внимания, живущее своей активной жизнью.
Михайлов Саша говорит, что я с непривычки просто заболела Бананом. Его тревожит, что Банана в нашей жизни стало так много. Он все надеялся, что я избавлюсь от наваждения, как только рукопись под названием «Банан» будет напечатана.
— Что ты все о Банане и о Банане. Смотри, сколько их у меня еще, — говорит он и показывает на штабеля разноцветных папок с рукописями.
Я вздрагиваю.
Грибы
Удивительная подробность зарубежной жизни: оказывается, за границей, "на Западе", тоже растут грибы. Не только на родине, большой и малой, в тургеневских перелесках и на пришвинских опушках — но и в немецких лесах, в итальянских горах, на швейцарских склонах и даже в английских и французских парках. Причем какие грибы — отборные белые, в немереном количестве. Только редко кто их собирает, настолько далеки тамошние жители от природы и детства человечества.
Типа классика на современный лад. Билингвальная - на русском и английском языках.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.