Азбука жизни - [20]

Шрифт
Интервал

В Париже я никогда не была, а вне Парижа я много раз была свидетелем того, как Таня Щ. спрашивает официанта:

— А нету ли у вас кофе без кофеина?

Официанты реагируют по-разному. Некоторые сразу твердо говорят, что нет, без кофеина нет. Другие начинают интересоваться:

— Это как же так без кофеина? Что — бывает кофе без кофеина, правда? Нет, у нас нету. А у вас? Любопытно было бы попробовать…

На моих глазах ей не удалось получить кофе без кофеина ни разу. Но Щ. с удивительным упорством и оптимизмом продолжает пытать судьбу. Однажды при мне она даже порывалась заказать бескофеиновый кофе в придорожном кафе в Словакии, где официанты на каждое слово говорили "нех собаче" (так это звучало, — даже, признаться, еще хуже; а означало, как выяснилось всего-навсего "пожалуйста"), в меню фигурировали "рыхлые кислые окурки" (оказавшиеся солеными огурцами), водка, по словам бармена, "смердела цитроном", а какую-либо еду отказывались подавать вовсе, — по той причине, что у них закончился хлеб.

Так вот, не знаю, как в Словакии, а в Москве можно, можно теперь получить кофе без кофеина. Пожалуйста, нех собаче! Его выдают мои любимые автоматы "Can & Coffee", которые, я думаю, можно называть по-человечески Кеном, как жениха Барби. Бескофеиновый кофейный напиток в этих умных машинах обозначен словом light, то есть легкий, он стоит 4 рубля, и, в дословном переводе с языка соотечественников Кена, вы можете иметь его в целых четырех вариантах. А именно: со сливками и сахаром, или, иначе, milk coffee, — раз; со сливками, но без сахара, или, иначе, cream coffee, — два; с сахаром, но без сливок, или просто coffee, — три; и, наконец, черный кофе без сливок и без сахара, именуемый black coffee, — четыре. От этого упоительного разнообразия возможностей буквально кружится голова и разбегаются глаза. Но ведь и это еще не все. Вы можете получить кофе и с сахаром, и со сливками, и с кофеином — и всего за три рубля! И называться он будет уже не по-английски, а как бы даже по-французски — cafe au lait. И это еще не предел. Автоматы, установленные у гостиницы «Минск», предлагают три сорта кофе ("легкий", «люкс» и "экстра"), каждый в четырех комбинациях. Получается, таким образом, 12 вариантов! И каков выбор: между «люксом» и «экстрой», то есть отличным (по определению) и превосходным (по определению же). Во всем бы так.

Но даже не это самое привлекательное в Кене. Главное вот что — он молчит. Он не спрашивает, одна ли я пришла и "А кушать будете?". Не намекает на чаевые и обязан выдать сдачу ровно через восемь секунд после выдачи напитка (как написано в инструкции). Но он не так прост, как можно подумать. Например, в инструкции указано, что следует дождаться загорания на табло значка, изображающего вертикальную стрелку. А у него нет в арсенале такого значка. Загораются другие значки — изображающие чашечку, над которой вьется парок. Все это очень интересно. Беда только в том, что устройство Кена и текст инструкции настолько замысловаты, что мне ни разу пока не удалось выполнить все правильно и попробовать cream coffee или, например, milk tea — чай с молоком, обогащенный вдобавок кальцием (этот англоманский напиток тоже предлагается). Но когда-нибудь, верю, я справлюсь. I can it! Нех собаче.

Кстати — некстати? — в незабвенном отеле «Кристиж» я один раз для приличия попыталась заказать капуччино. Красавица-барменша долго звякала никелированными, стеклянными, хрустальными, медными штучками, а потом одарила меня такой благоуханной фразой: "Капуччино — но. Сори, мадам. Милк машинка капут".

Колготки

Первые мои были нежно-голубого цвета и произведены в какой-то из республик советской Прибалтики. Оттуда же и привезены с оказией. То есть явились, как достижение западной цивилизации, с запада — буквально. Я их возненавидела сразу же и люто, как российские поселяне екатерининскую картошку. И выбросила в дачный помойный пруд. Оттуда их, впрочем, извлекли, постирали и вновь надели на меня, отшлепанную. И после этого я их уже очень полюбила. Как, опять-таки, возлюбили картошку поротые крепостные.

А до этого колготок никто не видел, и даже не знал такого слова. Известно было слово колгота с ударением на а, примерно то же самое, что копуша, как меня называли, когда я не проявляла расторопности, собираясь в детский сад. В детском саду мои голубые колготки были сенсацией. Все носили коричневые простые чулки, которые пристегивались к специальному пояску, называемому отчего-то лифчиком. У мальчиков тоже, я помню. Следовательно, все мужчины — мои одногодки и старше носили в детстве лифчики. Это стоило бы обдумать, но мы же не грязные фрейдисты какие-нибудь.

Вслед за голубым в смысле колготок периодом был розовый. Чудесные колготочки с белыми и розовыми ромбами были самой большой радостью моих начальных школьных лет. Дальше было хуже.

Новая злобная директриса выпустила декрет о всеобщем цветовом однообразии. Политически корректным был признан оттенок, который она именовала бэжевым. В таких вот бэжевых колготках я ухитрилась выпасть из автобуса. Образовалась огромная дыра, и у меня на всю жизнь осталась привычка при каждой возможности скрещивать ноги так, чтобы правая нога закрывала левую, на которой тогда была штопка, а теперь остался только шрам. Что, конечно, не так страшно, как штопка на колготках.


Еще от автора Катя Метелица
Анна Каренина (билингвальный комикс)

Типа классика на современный лад. Билингвальная - на русском и английском языках.


Рекомендуем почитать
Сказки для себя

Почти всю жизнь, лет, наверное, с четырёх, я придумываю истории и сочиняю сказки. Просто так, для себя. Некоторые рассказываю, и они вдруг оказываются интересными для кого-то, кроме меня. Раз такое дело, пусть будет книжка. Сборник историй, что появились в моей лохматой голове за последние десять с небольшим лет. Возможно, какая-нибудь сказка написана не только для меня, но и для тебя…


Долгие сказки

Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Бытие бездельника

Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.