Азбука вины - [6]

Паюза, и вдруг упал!

Вот я и рассмеялся.

И сразу на шумном катке, оглашаемом визгом и криками, сгустилась пронзительная, бьющая по ушам тишина. Все прошлые предсказания, все неясные слухи сбылись. Раньше все только предполагали, что Паюза вот-вот сядет, а теперь пришла ясность: наконец-то Паюза сядет — за меня. Никто не произнёс ни слова, но странным образом все в одно мгновенье поняли, что я обречён, а сам я будто уже почувствовал в боку смертный холод заточки.

Но Паюза не торопился.

Он медленно поднялся со льда.

Он медленно сунул руку в карман, но вовсе за ножом или заточкой, просто рука замерзла. Потом присел, отмотал ремешки коньков и молча, по-взрослому сутулясь, побрёл домой.

И я побрёл домой.

Тоже молча и тоже сутулясь.

Меня никто не преследовал, думаю, меня даже жалели. Хотя, чего уж теперь жалеть, дело ясное. Ну, не сегодня, так завтра Паюза меня всё равно убьёт. А завтра не получится — придёт послезавтра.

Ясный день, сугробы, дым над кирпичными трубами.

Дома было пусто. Солнце не по-зимнему весело играло на лакированных стойках самодельной этажерки, но меня это не радовало. На столе лежала толстая большого формата книга, видимо принесённая отцом, но даже книга меня не обрадовала. Мажорный, хорошо знакомый голос из чёрного радиорепродуктора разносился на весь дом: «И раз… И два… Начали… Не снижайте темпа…» Боже мой, каждый день один и тот же голос. «И раз. И два…» Неужели Паюза правда убьёт меня? «И раз. И два. Не снижайте темпа…»

Да что, собственно, изменилось в мире?

Сейчас включаешь телевизор, а там не лучше; там по экрану прямо с утра шарашится баба с огнемётом. «Ох, Лех-Леха! Мне без тебя так плёхо!». И город за окном — дымный, долгий.

Боже мой, неужели это навсегда?

Прижавшись спиной к кирпичному обогревателю печи, всё ещё чувствуя на себе холодный чужой взгляд Паюзы, я тоскливо взвесил на руке толстую, принесённую отцом книгу. «Происхождение видов». А если уж точно, то — «Происхождение видов путём естественного отбора или сохранение избранных пород в борьбе за существование». 1935 год издания. Перевод академика К.А. Тимирязева, исправления и указатели академика Н.И. Вавилова, вводная статья академика Н.И. Бухарина. (Выходные данные я, конечно, внёс в текст сейчас). Толстая, добротная книга. С такой можно отсидеться до самой весны. Не могу я теперь выходить из дома, зарежет Паюза. Уже, наверное, отслеживают меня. Вот Колька-на-тормозах постучит в окно, идём, мол, на каток, что ему ответить? Теперь так и буду отвечать: не велено мне выходить на улицу, я вот «Происхождение видов» изучаю.

Вздохнув, я раскрыл книгу.

И увидел слова: «Моему уму присуща какая-то роковая особенность, побуждающая меня всегда сначала предъявлять моё положение или изложение в неверной или неловкой фразе…»

Точно сказано! Со мной всегда так!

Я рассмеюсь сначала, а потом уже думаю.

Такая роковая у меня эволюционная особенность.

Но следующая фраза оказалась для меня ещё интереснее.

«Не во власти человека изменить существенные условия жизни; он не может изменить климат страны; он не прибавляет никаких новых элементов к почве, но он может перенести животных или растения из одного климата в другой, с одной почвы на другую; он может дать им пищу, которой они не питались в своём естественном состоянии…»

Я был поражён. Как точно сказано. Не во власти человека изменить существенные условия жизни. Действительно. Как изменишь?

Правда, можно перенести самих животных или растения из одного климата в другой и даже дать им пищу, которой они не питались «в своём естественном состоянии». Мне даже захотелось увидеть автора такой точной и совершенной формулировки, и я вернулся к первым страницам «Происхождения видов». В такой добротной книге непременно должен быть портрет автора.

Но, увидев портрет, я почувствовал настоящее отчаяние.

Паюза! Постаревший, стоптавшийся, но Паюза! Не знаю уж, где он раздобыл такую хорошую шерстяную куртку, украл, наверное. Борода. Ну, это ерунда. При желании можно вырастить не только бороду. Ну, большая залысина, но у Паюзы и сейчас уже лоб как у быка, может и темя обрить, оставил для красоты только седину над висками. Вот только с кустистыми своими мохнатыми бровями Паюза ничего делать не стал, смотрел на меня из-под них мрачно.

Потрясённый, я прочёл под портретом: Чарльз Дарвин.

Что ж… Почти месяц я ходил в школу дальними снежными тропками, обходил все подозрительные фигуры, старался не отдаляться от дома и школы. Я жил мучительно и трудно. Дома изучал Дарвина, на улицах скрывался от Паюзы. Ни ничто не длится вечно. Однажды до меня дошёл слух: сел Паюза! На целых три года сел! Вот оно — мгновение! Я могу выйти на волю. Не во власти человека изменить существенные условия жизни или изменить климат, но он, оказывается, и правда может перенести животных или растения (и даже человека) из одного климата в другой, с одной почвы на другую. Пока я штудировал Дарвина, Паюза попал совсем в другую историю. И вот, как сказал бы Дарвин, он получает теперь пищу, которой, конечно, не питался в своём естественном состоянии.

Так что, я вышел на волю дарвинистом.