Азазель - [30]
Я шел за Октавией настороже, опасаясь поддаться ее чарам. Чувствуя, что она пытается навязать мне прелести совместной жизни, я рассуждал про себя: «Как бы она обрадовалась, останься я в доме этого сицилийского купца, и он был бы рад, если бы я женился на его служанке-язычнице. А она бы возбуждала меня всякий раз, когда на нее накатит желание!» Я подозревал, что хозяин спал с Октавией! А иначе где она научилась всему этому разврату? Вероятно, ее господин тоже не прочь потешить свои страстишки. Наверняка он принимает дома всяких развеселых дам и устраивает с ними александрийские ночи, приглашая Октавию принять в них участие! Я чувствовал, что во мне закипает ненависть к этому человеку и злость к женщине, в которую я почти влюбился и которая едва не заставила меня позабыть о моих надеждах.
— А здесь, любимый, библиотека, — сказала Октавия, легонько тронув меня за плечо.
Когда мы вошли в комнату, я вздрогнул: меня поразило огромное количество книг, громоздившихся на полках вдоль всех стен. Для свитков в стенах были проделаны специальные отверстия. Я всегда любил книги и сейчас захотел остаться один. Я испытывал трепет и готов был расплакаться. А может, виной всему мое малодушие? Я попросил у Октавии разрешения немного побыть среди книг. Моя просьба ее обрадовала. Поцеловав меня в щеку, она сказала, что пойдет приготовит что-нибудь поесть.
Немного смущенный, я остался один. В то время я мог свободно читать на греческом и египетском (коптском), но арабский и арамейский (сирийский) знал еще не очень хорошо. Но в библиотеке я обнаружил книги и на других восточных языках, которых до этого дня никогда не встречал. На скольких языках может читать этот купец-сладострастник, не верящий ни в одного бога? А может, эти книги выставлены здесь просто из тщеславия, как делают очень многие богачи? Нет, похоже, это не для показа… В углу библиотеки я обнаружил изящную конторку, на которой были навалены книги и папирусные листы, испещренные аккуратными примечаниями на греческом. Перелистав несколько томов, я обнаружил на полях комментарии, написанные с большой тщательностью явно одним и тем же почерком. Видимо, хозяин мог читать и на греческом, и на других языках. Большую часть библиотеки составляли труды по истории и литературе. Среди них я обнаружил несколько старинных копий Эзопа{40}, поэмы философа Гераклита{41} и даже одно собственноручное богословское послание Оригена{42}!
— Любимый, еда готова, — раздался голос Октавии. — Жду тебя!
— Я побуду здесь еще часок.
— Давай же, все остынет, — умоляющим тоном произнесла Октавия, появившись на пороге библиотеки. — Не мучай меня, как мой сицилийский хозяин. Ты — как и он, тоже книгочей.
— А нельзя принести еду сюда?
— Нет, нельзя. Мы поедим в моей комнате. Твои книги никуда не денутся. Давай бросай чтение, я очень голодна и очень по тебе соскучилась.
И, вырвав у меня из рук книгу, она направилась к полкам, чтобы поставить ее. Раскрыв по пути переплет из толстой кожи, она, усмехнувшись, изрекла:
— Аристотель… Ты хочешь, чтобы мы пропустили такой вкусный горячий обед ради этого типа?
Меня покоробил ее цинизм по отношению к этому великому философу, и я раздраженно произнес:
— О чем ты говоришь? Аристотель — великий ученый Древнего мира, первый, кто разъяснил человечеству основы мышления и законы логики.
— А что, до него человечество не знало логики и основ мышления? — вызывающе рассмеялась Октавия. — Я не люблю Аристотеля, в его книгах полно всяких глупостей! Он утверждает, что женщина и раб — существа одной природы, отличной от природы свободного мужчины! То есть они менее развиты.
— Ты, я вижу, знакома с учениями древних. Ну нельзя же так!
— Да, я действительно кое-что знаю. Мой сицилийский господин любит читать мне старые писания, пытаясь приобщить меня к знаниям. Как-то к нам пришел один тупой христианин, увидел, как хозяин читает мне в саду, и заявил: «Сицилиец, поить змею молоком — только копить в ней яд». Заходил еще один, такой же болван, как и этот твой древний ученый муж… — И Октавия расхохоталась.
Я был в замешательстве, а Октавия, не обращая внимания на мою растерянность, потащила меня к выходу из библиотеки. На пороге она крепко обняла меня и поцеловала, заявив игривым тоном:
— Этот поцелуй — для аппетита!
Мы расположились на полу в ее комнате. У Октавии уже вошло в привычку кормить меня, а я не возражал.
Пока я пережевывал очередной кусок, она изрекла, что я наверняка понравлюсь ее хозяину, потому что тот любит науку и ученых. Она также добавила, что он друг правителя города, очень много знает и поможет мне изучить медицину, а она окружит меня своей любовью, и я стану самым великим доктором в Александрии, а также самым известным врачом в мире.
— Любимый, ты станешь знаменитее Галена, Гиппократа и всех потомков бога Эскулапия.
Меня удивили ее рассуждения.
— Октавия, да ты много знаешь.
— Нет, ничего не хочу знать, кроме тебя! Скажи, тебе хорошо со мной? Нет, не отвечай сейчас. Через месяц вернется мой хозяин, я ему все о нас расскажу, и он будет рад, если ты останешься с нами.
Ах этот ее сицилийский хозяин! Я ненавидел его до глубины души, но после посещения библиотеки кроме ненависти возникло нечто вроде уважения и зависти невежды… Я пребывал тогда в смятенных чувствах, поэтому у меня и вырвалось:
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.