Азартная игра - [4]

– Ужасно. – Она погладила меня по руке. – Они уже выяснили, кто это сделал?

– Если и да, то мне не сказали, – ответил я. – А что говорили в новостях?

– Да совсем немного, – ответила Клаудия. – Пара каких-то доморощенных экспертов спорили на тему того, что это было, террористический акт или очередная выходка организованной преступности.

– Это было спланированное убийство, – твердо заметил я. – Простое и однозначное.

– Но кому, скажи на милость, понадобилось убивать Геба Ковака? – воскликнула Клаудия. – Правда, я видела его всего дважды, но на меня он произвел впечатление спокойного и славного человека.

– Согласен, – кивнул я. – И чем дольше я думаю об этом, тем больше склоняюсь к выводу, что, должно быть, произошла ошибка. Преступник просто спутал его с кем-то. Наверное, именно поэтому полиция до сих пор не объявила, кто жертва. Не хотят, чтоб киллер знал, что убил не того человека.

Я вернулся к машине, открыл багажник. День сегодня выдался солнечный и теплый, и мы с Гебом, приехав в Эйнтри, решили оставить пальто в машине. Я посмотрел – там они и лежали, в багажнике. Темно-синее пальто Геба поверх моего, коричневого.

– О боже! – воскликнул я, вновь испытав эмоциональное потрясение. – Что же мне теперь с ним делать?

– Оставь там, – сказала Клаудия и захлопнула багажник. Потом взяла меня под руку. – Пошли, Ник. Тебе надо лечь.

– Нет, сперва пропущу стаканчик-другой.

– Ладно, – улыбнулась она. – Сначала стаканчик-другой, потом – в постель.

Утром я чувствовал себя ненамного лучше, но возможно, это объяснялось тем, что, прежде чем завалиться спать около двух ночи, я пропустил куда больше двух стаканчиков.

Вообще-то, я никогда не был особым любителем спиртного, тем более что в бытность жокеем приходилось тщательно следить за весом. Школу я закончил с тремя высшими оценками «А» по основным предметам, а затем, к отвращению и огорчению родителей и учителей, вместо того чтоб поступать в Лондонскую школу экономики, где место мне было уже уготовано, выбрал седло, то есть карьеру жокея. И вот в восемнадцать лет, когда многие мои сверстники устремились в университеты и учились брать от новой свободной жизни все, что только можно, в том числе и вливать в себя огромные порции алкоголя, я вместо этого бегал по улицам Лэмбурна в толстом шерстяном свитере или просиживал в сауне, пытаясь сбросить фунт или два лишнего веса.

Однако вечером шок, испытанный мной на ипподроме, все не проходил. И тогда я разыскал полбутылки солодового виски – осталось еще с Рождества – и допил все до донышка, после чего поднялся наверх в спальню. И, разумеется, спиртное не смогло изгнать демонов, угнездившихся в мозгу, и большую часть ночи я провел без сна, явственно представляя, как Геб, весь такой холодный и бледный, лежит на мраморном столе в одном из моргов Ливерпуля.

И погода в то воскресенье выдалась под стать настроению – с утра зарядил унылый и беспросветный апрельский дождь, и сопровождался он порывами ледяного северного ветра.

Около десяти, воспользовавшись недолгим затишьем, я выбежал из дома и отправился за воскресной газетой в небольшой магазинчик на Риджент-Парк-роуд.

– Доброго вам утречка, мистер Фокстон, – сказал владелец магазина из-за прилавка.

– И вам того же, мистер Патель, – ответил я. – Только далеко не уверен, что оно уж такое доброе.

Мистер Патель улыбнулся и промолчал. Мы были соседями, жили рядом, но существовали в разных культурах.

Все первые полосы выставленных на стеллажах газет пестрели заголовками на одну и ту же тему. «СМЕРТЬ НА СКАЧКАХ» – один вариант; «УБИЙСТВО ВО ВРЕМЯ «НЭШНЛ» – второй; и, наконец, третий: «КРОВАВАЯ СТРЕЛЬБА В ЭЙНТРИ».

Я быстро просмотрел их все. Ни в одной из газет не называлось имя жертвы, и у меня впечатление сложилось такое, что газетчики куда больше сочувствуют толпе, переживший весь этот ужас, а заодно – и отмену долгожданных скачек, нежели бедняге Гебу. Наверное, этого и следовало ожидать, поскольку у репортеров было крайне мало фактической информации, из которой можно было бы соорудить захватывающую историю. И тем не менее меня неприятно удивило отсутствие какого-либо сострадания к жертве убийцы.

Одна из газет зашла настолько далеко, что выдвинула предположение, будто бы убийца страдал наркозависимостью и что жертва, видимо, не смогла удовлетворить его спрос на дозу, вот он с ней и расправился в припадке гнева.

Я купил «Санди таймс», скорее всего из-за заголовка: «ПОЛИЦИЯ ОТКРЫЛА ОХОТУ НА АССАСИНА ДНЕВНЫХ СКАЧЕК». Он был, пожалуй, наименее сенсационным, в отличие от всех остальных, да и в статье, напечатанной ниже, не было оскорбительных выпадов в адрес Геба.

– Спасибо, сэр, – сказал Патель и отсчитал мне сдачу.

Я сунул увесистую газету под мышку и поспешил обратно домой.

Личфилд-гроув являла собой вполне типичную для лондонских окраин улицу с застройкой 30-х годов – небольшие домики на две семьи каждый с окнами-фонарями и крохотными садиками у фасадов.

Я жил здесь последние восемь лет, но с соседями был едва знаком – отношения ограничивались приветственным взмахом руки, когда кто-то подъезжал или отъезжал из дома в одно и то же время. Да мистера Пателя, торговца прессой, я знал лучше, нежели парочку, которая жила во второй половине дома. Я знал, что зовут их Джейн и Фил (или Джон?), но понятия не имел, какая у них фамилия и чем они зарабатывают на жизнь.