АЗ ЕСМЬ - [47]
После многих лет молитвы, соединяющей ум и сердце, мы приходим в состояние, когда и ум, и сердце одновременно и совокупно живут данное Богом Откровение. В таком случае и любовь, и познание сливаются в свойственное им онтологическое единство, и человек восстанавливается в своей первозданной простоте — целости. Любовь и познание сливаются воедино. Заповедь говорит: «Возлюби Бога всем сердцем, всею душою, всем помышлением (разумением) твоим» (Мф. 22, 37). Вначале важно возлюбить Бога всем сердцем. Когда сия любовь дана, тогда нет нужды до некоторого времени осмыслить ее. Своей сладостью она влечет к себе ум, который в изумлении рассматривает ее. Позднее, когда любовь утвердится внутри человека, разум стремится к свойственной ему форме познания. Этот процесс медлителен. Когда приходит уразумение, тогда и ум возгорается любовью к Богу. В соединении с любовью сердца это становится совершенством. Однако нам всегда нужно сознавать нашу недостаточность, поскольку космический ум Люцифера всегда может привлечь тою или иною мыслью душу и заставить человека последовать за ним. Только тот познает дивные дарования Божии, кто приступает к небесному пламени в страхе и трепете, кто неизменно носит в сердце смиренное сознание, кто хранит совесть свою чистой не только пред Богом, но и в отношении к ближним, к животным и даже к материальным вещам, которые произведены человеческим трудом. Такой человек заботится о всем творении.
Молитва, принесенная во смирении, соединяет сердце и ум. И даже тело ощущает теплоту и освящающую энергию, исходящую от Имени Иисуса. Со временем, рано или поздно, молитва может стать постоянным состоянием, сопровождая человека во всем: будь то в разговоре, или в молчании. Не оставит она нас и при любой работе. Многие (или, может, не многие) ощущают в себе молитву даже в состоянии сна. Присутствие Бога ощущается в этой молитве настолько сильно, что ум влечется к созерцанию, и все, что мы испытываем, рождает в нас слова, согласные словам Святого Писания. Дух воспоет гимны, подобно пророкам в древности, и найдет новые песни хваления. Но пока подвижник молитвы пребывает на земле, он хранит свое сердце в смирении чрез самоосуждение.
Господи Иисусе Христе, Сыне Бога Живого, помилуй мя.
Есть два рода смирения: человеческое и Божественное. Человеческое смирение выражается словами: «я хуже всех». Оно лежит в основе делания Иисусовой молитвы. Без этого смирения недостижимо для нас другое — Христово смирение, которое есть атрибут Божества. Об этом Божественном смирении Старец Силуан пишет:
«Господь научил меня держать ум во аде, и не отчаиваться, и так смиряется душа моя, но это не есть еще настоящее смирение, которое неописуемо. Когда душа идет к Господу, то бывает в страхе, но когда увидит Господа, то от красоты славы Его неизреченно радуется, и от любви Божией и от сладости Духа Святого совершенно забывает землю. Таков рай Господень. Все будут в любви, и от смирения Христова все будут рады видеть других выше себя. Смирение Христово в меньших обитает; они рады, что они меньше. Так мне дал разуметь Господь».
Господь заповедал нам: «Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23, 12).
В христоподобной любви нет ложного смирения, «комплекса» униженности. Это чистая любовь, святая, совершенная. Ей принадлежит Царство вечное во Свете Божества. Она сама есть Чистый Свет, в котором нет ни единой тьмы. Она объемлет всю тварь в радости о ее спасении, в печали о ее гибели. Когда смирение Христово обитает в сердце, дух человека восходит в сферы Нетварного Света, где нет смерти. Мы ощущаем Бога живущим в нас. Писание говорит: «Бог есть любовь». Мы дерзаем добавить, что Бог есть смирение.
Молитва Иисусова учит нас всякого человека встречать как неповторимую и непреходящую ценность, за которую умер Христос на Кресте. Такое расположение к людям вносит в сердце мир даже тогда, когда кругом нас царит смятение. И все же от большой любви сердце всегда болит, помня, «что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8, 22).
Господи Иисусе Христе, Сыне Бога Живого, помилуй нас и мир Твой.
Молясь Именем Иисуса Христа, некоторые день и ночь стараются жить только Им, отвергая всякую иную мысль. Такой образ жизни возможен главным образом в уединении. Когда ум совлекается всякого земного образа, в душе царит глубокий покой. Однако не это является конечной целью. Дух Божий учит сердце жалеть всю тварь, и тогда молитва становится «царским священством» (1 Пет. 2, 9). Любовь, состраждущая миру, неизбежно будет подвержена потрясениям, постоянно колеблема его, мира, изменчивостью. В Литургической молитве есть слова, прекрасно выражающие ее содержание, но в личной молитве мы придерживаемся одной формулы: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас и мир Твой.
На нас выпала честь прийти в сей мир в период страшных событий. Мы являемся не только зрителями, но в некоторой мере и участниками великих сражений между верой и неверием, между надеждой и отчаянием, между идеей создания универсального единства человечества и тенденциями распада на тысячи непримиримых между собой национальных или расовых образований или политических идеологий: между идеей божественного величия человека и нетерпимого попрания человеческого достоинства, садистического издевательства над ним. Наше же христианское участие выражается, главным образом, в молитве. Мы верим в силу молитвы, хотя, по данному нам в Апокалипсисе пророчеству, знаем, что в пределах этого мира — злу будет дана возможность найти свое последнее выражение. Тогда завершится земная история, и наступит последний Кризис, то есть Суд. Он совершится на грани времен, за которой — «времени уже не будет» (Откр. 10, 6). А пока же мы непрестанно взываем: «Сыне Божий, помилуй нас и мир Твой».
