АЗ ЕСМЬ - [21]

Господь в последние часы Своего с нами пребывания был покинут всеми. Один стоял Он на суде синедриона и Пилата, представителя Рима; Один Он был, когда Ирод и воины издевались над Ним; Один был Он, когда народ кричал: «Смерть Ему... распни Его...» И разве вся Его с нами жизнь не была страшным одиночеством? Итак, пусть все считают нас безумными, недостойными ни внимания, ни уважения, нам, помнящим Господа, это должно быть по силам. Лишь бы Он принимал нас. И какая нам польза, если весь мир будет почитать нас великими и важными и прославлять нас, но Отец Небесный и Дух Святой откажутся от нас?

Все сказанное не больше, чем некая часть той свободы, о которой Христос сказал: вы «познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32). Одна у нас подлинная забота: пребывать в слове Его; стать воистину учениками Его; перестать быть рабами греха. Ибо «всякий, творящий грех, есть раб греха. Раб же не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит вас, то будете истинно свободными» (Ин. 8, 34–36). Опыт веков показал, что молитва покаяния роднит человека с Единородным Сыном Отца, и уже как сын и он навеки вселится в дом «Отца, Иже на небесех».

Подлинная молитва нелегко дается. Не просто удержать в душе пламя вдохновения, когда мы окружены холодным океаном не-молящегося мира. Истинно, Христос бросил на Землю Божественный Огонь, и мы молимся Ему, чтобы Он возжигал в сердцах наших сей святой огнь так, чтобы не победил его ни даже убийственный холод; чтобы никакая тьма не поглотила сего светлого пламени.

Молитва из всех возможных путей к Богу — есть наилучший, а в последнем анализе и единственный. В акте молитвы — ум человека находит свое высшее выражение. Состояние ума при научной работе (в какой бы то ни было области знания), или при артистическом творчестве (даже в моменты предельного вдохновения), или при философском мышлении (даже когда оно исходит из временных и пространственных измерений и становится уже мистическим созерцанием) не может сравниться с состоянием ума-духа, пребывающего в чистой молитве — лицом к Лицу Живого Бога, именующего Себя: «АЗ ЕСМЬ».

Всякий умственный труд связан с меньшим напряжением, чем сосредоточенная молитва. И философ, и художник, и ученый — могут посвятить своей работе в течение дня и восемь, и двенадцать, и даже более часов; но едва они становятся на молитву, как уже чувствуют себя бессильными. Как брошенный рукою кверху камень, поднявшись на несколько метров, возвращается на землю тяжелым падением, так у людей с молитвою. И это есть результат «падения Адама». Все мы убеждаемся, что своею силою ум наш не входит в Божественную сферу и не может стоять в Боге.

Молитва восполняет все: если у кого нет естественных дарований, чрез молитву человек получает выше-естественные дары; когда кто-либо обнаруживает в себе недостаточность научных сведений, то полезно всем нам помнить, что там, где кончаются рациональные познания, чрез молитву приходит новая форма ведения, высшая нормальных способностей человека. Там, где прекращается рефлективное сознание и логический контроль, там раскрывается высшая форма восприятия и иного рода внутренний духовный контроль. Там, где останавливается демонстративное мышление, там дух человека переходит в состояние непосредственного созерцания Божественной Истины.

За последние десятилетия мы встречаем среди ученых притязания на интегральное познание природного мира. «Сумма всего, что уже открыто, подтверждает безграничные возможности человеческого разума и удостоверяет нас, что всякое явление природы познаваемо», — писал один русский ученый в 1958 году. И мы, христиане, также стремимся к исчерпывающей полноте ведения о бытии, но в более глубоком смысле. Бытие не ограничивается планом природной жизни, и открытие законов природы, и даже овладение ее силами еще не открывает нам того, что лежит за пределами подлежащих научному опыту явлений. В акте молитвы Бытие предстает нам в своем ином аспекте, трансцендирующем узкие рамки детерминированного бывания. Не умаляя важности экспериментальной науки, необходимой человечеству в его борьбе за свое физическое существование, мы в то же время не упускаем из виду ее пределов, ограниченности.

Слышал я однажды о таком эпизоде. Профессор-астроном в Планетариуме с энтузиазмом говорил группе студентов о таинственных туманностях, удаленных на миллионы лет скорости света и о других чудесах неба. Увидав скромного священника, внимательно слушавшего вместе со студентами, астроном не без иронии спросил его: «А что говорят ваши книги о космосе и о мириадах звезд?» Вместо ответа священник сам поставил вопрос: «Думаете ли Вы, профессор, что наука создаст еще более совершенные телескопы для исследования мировых пространств?» — «Конечно, возможен дальнейший технический прогресс», — ответил ученый. Тогда священник снова спросил: «А что, профессор, есть ли надежда, что придет такое время, когда новые аппараты дадут возможность увидеть все, что есть в космосе даже до его пределов?» — «Это невозможно, — ответил ученый. — Космос бесконечен». «Значит, есть и науке предел?» — «Да, если хотите, есть и науке предел». И священник: «Так вот, профессор, там где кончается ваша наука, там начинается наша, и о ней говорят наши книги».