Айсолтан из страны белого золота - [10]

— Ты была тогда еще несмысленыш, крошечная совсем, и месяца тебе не было. Только одно и умела, что молоко сосать. А твоему брату Аннамджану было уже десять лет. Хороший рос парень, крепкий и понятливый такой. Очень он отца любил. Помнишь, как он, о чем ни заговорит — все помянет об отце: «А вот, когда мы с отцом ходили на базар… А вот, когда отец брал меня с собой в поле…» А как учился! От книжки бывало не оторвешь. Выучился, агрономом стал. Да мало ему, бедняжке, пришлось поработать на наших полях. Не стало моего Аннамджана. Вырвали проклятые фашисты дорогого сыночка из моих рук…

Айсолтан с волнением, с болью в сердце слушает мать. Не выдержав, она прерывает ее:

— Мама, да перестань же ты себя расстраивать, бередить рану в сердце. Знаешь сама — слезами горю не поможешь. Сколько ни плачь, ни горюй, не вернешь этим Аннамджана. Не у одной тебя горе. Разве могли мы победить фашистов, освободить нашу страну без крови, без жертв? Ты же сильная, мама! Тах перестань горевать о прошлом. Думай лучше о будущем. Разве у нас плохая жизнь? А ты помечтай и о том, что впереди. Жизнь еще лучше будет.

Нурсолтан снова вытирает глаза и говорит слегка охрипшим голосом:

— Да я уж не плачу больше. Боль сердца — тяжелая боль, доченька. Тяжко носить ее в себе да молчать. Иной раз никак не смолчишь. А жизнь у нас и вправду хорошая. Я разве жалуюсь? Дал бы только бог, чтобы ты была жива-здорова да чтобы все у нас в колхозе шло на лад. Вот хлопок раскроется — то-то будет благодать! Ты не бойся, — я как повяжу фартук, так тоже не отстану от других. Только бы морозы не начались…

Как ни крепится Айсолтан, но воспоминания матери и ей растревожили душу. Но вы не знаете Айсолтан, если думаете, что она будет предаваться унынию. Ее голос звучит спокойно и бодро, когда она отвечает матери:

— Да, лишь бы не ударили морозы. Хлопок — золото, только поспевай собирать. Думается мне, что мы снимем по семидесяти центнеров с гектара…

Нурсолтан, улыбаясь, покачивает головой:

— Семьдесят центнеров?!

— Если мы снимем такой урожай, — говорит Айсолтан, — то, пожалуй, он только в один наш дом принесет не меньше ста тысяч.

— Вот было бы славно!

Айсолтан видит, что ей удалось развеять грустные мысли матери, и начинает ласково подшучивать над ней:

— Да на что тебе такая куча денег, мама? Куда ты их денешь?

— Ишь какую заботу выдумала! Деньги есть, а девать их некуда?! Чистая беда! А мы вот как соберем урожай, так устроим большой той. Тут денег много понадобится.

— Той? Это в честь чего же?

По веранде пробегает свежий ветерок, и Нурсолтан приглаживает выбившиеся из-под платка волосы. У нее так и вертится на языке одно словечко, она уже готова выложить Айсолтан свои заветные мысли, но все никак не соберется с духом. Однако только слепой может не заметить, что в глазах Айсолтан светится любопытство, и Нурсолтан заводит свой разговор, — разумеется, издалека:

— Знаешь, доченька, вот забыла тебе сказать — заходила ко мне Джерен…

Ну, дальше Нурсолтан могла бы и не продолжать: Айсолтан уже понимает, что было у матери на уме, когда она сидела, подпершись кулаком, молчала и как-то странно на нее поглядывала. Сейчас она примется за старое. Но, сказать по совести, сегодня это как будто не так уж возмущает Айсолтан. Впрочем, сна и виду не подает, а лишь переспрашивает как бы с удивлением.

— Джерен?

Нурсолтан видит, что дочка сегодня в особенно хорошем расположении духа, и решает направиться более прямым и кратким путем к намеченной цели.

— Да, знаешь, доченька, я тебе вот что хотела к слову сказать… Для всего приходит своя пора. Если созревшая дыня будет бестолку валяться на бахче и переспеет, то уж от нее никому нет никакой радости, так она и сгниет на грядке. Время-то вспять не повернешь обратно. Оно все идет и идет — и все вперед, а не назад. Да вот взять хоть цветы. Пока они цветут — все на них любуются: и посмотреть приятно и понюхать. А уж как отцвели — солома и солома. Кому она нужна, — корове на подстилку?

Айсолтан боится, что за вторым примером последует третий, еще более сокрушительный, и перебивает мать:

— Да зачем ты мне все это рассказываешь, мама? Я это и в пять лет знала.

— А ты, дочка, пословицу помнишь: «Выслушай заику до конца». Мы, конечно, живем — ни в чем не нуждаемся. Да сердце-то никак не насытишь. Одну думу-мечту исполнишь, а оно уже просит чего-то другого. Мои годы немалые, и есть у меня тоже своя дума-мечта.

Айсолтан прекрасно понимает, куда клонит мать, и говорит с легкой укоризной:

— Ну вот, так бы сразу и сказала, безо всяких примеров, напрямик.

— А напрямик — так мне, дочь моя, тоже хочется баюкать ребенка, качать колыбельку.

Айсолтан широко раскрывает глаза и с притворным изумлением смотрит на мать.

— Что слышат мои уши? Разве ты, достигнув довольно преклонного возраста, решила теперь заново построить свою жизнь?

Увлеченная своими мыслями, Нурсолтан, не заметив, что дочь подтрунивает над ней, простодушно отвечает:

— Да, доченька, да, решила.

Едва удерживаясь от смеха, Айсолтан говорит:

— Тогда, знаешь, мамочка, время-то ведь не ждет, ты же сама говорила. Поспеши, пока не поздно, подыскать себе подходящего спутника жизни.