Айсберг - [26]

Прошло всего две минуты, а Йонссон уже снова открыл дверь кабинета: Питт сидел на стуле, прижимая бинт к окровавленной голове. Йонссон подозвал светловолосого, говорившего по-английски.

— Не поможете? Боюсь, мне понадобится третья рука.

Тот вопросительно поднял брови и взглянул на напарника, который сидел, полузакрыв глаза; было очевидно, что мысленно он в тысячах миль отсюда.

Йонссон, стараясь не вызвать подозрений, нарочно оставил дверь полуоткрытой, но так, чтобы видна была лишь небольшая часть кабинета.

— Если подержите голову майора обеими руками, чуть наклонив, я быстро закончу. Он все дергается, не дает наложить ровный шов. — Йонссон подмигнул и добавил по-исландски: — Эти американцы как дети, когда дело доходит до боли.

Лже-полицейский рассмеялся и подтолкнул доктора локтем. Потом остановился перед Питтом, наклонился и обеими руками сжал его виски.

— Ну, ну, майор Питт. Несколько швов — ерунда. Что, если добрый доктор ампутирует вам…

Все дальнейшее происходило беззвучно, в течение четырех секунд.

С кажущимися равнодушием и беззаботностью Питт вскинул руки и ухватил светловолосого за запястья. На лице незнакомца на мгновение появилось удивление, потом потрясение: Йонссон закрыл ему рот плотным бинтом и одновременно всадил в шею шприц; потрясение сменилось ужасом, человек застонал, но стон нельзя было расслышать, потому что в это время Питт громко выбранил доктора за несуществующий шов. Взгляд над белым бинтом поплыл, человек сделал отчаянное усилие, пытаясь откинуться назад, но Питт держал его запястья, как в тисках.

Глаза светловолосого закатились, и он молча упал на руки Йонссону.

Питт быстро наклонился, достал из кобуры потерявшего сознание человека служебный револьвер и неслышно подошел к двери. Так же беззвучно и быстро он прицелился и распахнул дверь во всю ширь. Несколько секунд второй, в очках, сидел неподвижно, ошеломленно глядя на стоящего в двери Питта. Потом рука его двинулась к кобуре.

— Замри! — приказал Питт.

Приказ не был выполнен, и в маленькой приемной прогремел выстрел. Многие утверждают, что рука быстрее глаза, но мало кто скажет, что рука быстрее летящей пули. Револьвер вылетел из руки поддельного полицейского: пуля Питта попала в деревянную рукоятку, зацепив и большой палец.

Никогда раньше Питту не приходилось видеть такого удивления, сменившегося шоком. Наемный убийца смотрел на обрубок большого пальца. Питт начал было опускать револьвер, но снова поднял его, заметив, как рот противника сжался в тонкую белую нитку. В прищуренных глазах за стеклами очков была черная ненависть.

— Застрелите меня, майор! Стреляйте!

Здоровой рукой он ударил себя в грудь.

— Так, так, значит, вы говорите по-английски. Поздравляю вас: за все время разговора вы не дали мне ни малейшего намека, что понимаете его.

— Застрелите меня!

Эти слова словно вызвали в маленькой комнате эхо и бесконечно повторялись в ушах Питта.

— К чему спешить? Весьма вероятно, что вас повесят за убийство сержанта Амарсона. — Питт оттянул затвор для одного выстрела. — Я правильно предполагаю, что вы его убили?

— Да, сержант мертв. Теперь, пожалуйста, отправьте меня следом.

Глаза были холодные, но молили.

— Как-то вы слишком торопитесь умереть.

Выглянул Йонссон, но ничего не сказал. Сбитый с толку, он пытался приспособиться к новым обстоятельствам, к полному пересмотру всех прежних ценностей. Врач, он не мог стоять и смотреть, как человек теряет кровь, не получая помощи.

— Давайте я займусь его рукой, — предложил Йонссон.

— Держитесь за мной и не вмешивайтесь, — сказал Питт. — Человек, готовый умереть, опасней загнанной в угол крысы.

— Но, милостивый боже, нельзя же просто стоять и глумиться над его болью, — возразил Йонссон.

Питт не обратил на него внимания.

— Отлично, четырехглазый. Я с тобой договорюсь. Следующая пуля пробьет тебе сердце, если ты назовешь имя человека, который вам платит.

Хищные глаза за стеклами не отрывались от лица Питта. Человек медленно покачал головой и ничего не сказал.

— Сейчас не военное время, приятель. Ты не предаешь своего бога и свою страну. Верность нанимателю вряд ли стоит жизни.

— Вы убьете меня, майор. Я вас заставлю.

И он двинулся к Питту.

— Надо отдать вам должное, — сказал Питт. — Вы настырный ублюдок.

Он нажал на курок, снова прогремел выстрел, и пуля тридцать восьмого калибра пробила левую ногу «полицейского» выше колена.

Питту редко приходилось видеть на лице человека такое недоверие. Наемный убийца медленно опустился на пол. Левой рукой он сжимал раненую ногу, пытаясь остановить кровотечение, правая неподвижно лежала на плитках пола, окруженная растущей красной лужей.

— Кажется, нашему другу нечего сказать, — заметил Питт.

Он снова оттянул затвор для нового выстрела.

— Не убивайте его! — взмолился Йонссон. — Не стоит отягощать свою совесть его убийством. Умоляю вас, майор, отдайте револьвер. Этот человек больше не сможет причинять неприятности.

Питт несколько мгновений колебался, раздираемый сочувствием — и мстительностью. Наконец он медленно протянул револьвер Йонссону и кивнул. Йонссон взял оружие и положил руку на плечо Питту, словно показывая, что понимает его.