Айболит в законе - [7]

— Нашёл, чем хвастать. Кстати, Анечка, вы заходите как-нибудь проведать старого больного человека. Своего дрессированного хомяка можете оставить дома.

— Что значит — дома? — возмутился Костя. — Махницкий, ты имеешь дело с моей женой, так что поосторожней. А то к твоим дыркам в черепе добавятся новые и…

Аня, смеясь, взяла под руку встревоженного супруга, и они отбыли к своему семейному очагу. Я посмотрел им вслед, усмехнулся и пристроился с сигаретой на подоконнике.

На следующий день меня навестил сам Богданов. Собственной персоной. Я не поверил глазам, когда увидел на пороге его высокую, чуть сутуловатую фигуру. За ним маячил Горенец, осунувшийся и усталый. Я прекрасно помнил нашу с Богдановым последнюю встречу, которую при всём желании нельзя было назвать дружественной. Поэтому растерялся и хотел по своему обыкновению съехидничать. Но, взглянув в суровое лицо Наташиного отца, благоразумно оставил эту затею.

— Что, Саня, дорезвился? — его жёсткая рука крепко стиснула мою.

— Есть немного, Владимир Борисович.

— Хорош, — он критически осмотрел меня. — И халат мой новый, смотрю, Наташка тебе уже приволокла.

Я сделал большие глаза.

— Видит бог, не знал, что ваш. Вам его сразу отдать, или пришлёте за ним позже?

Он тяжело посмотрел на меня и буркнул:

— Как был Айболитом, так и остался. Что с головой-то? Почему перевязана?

— Царапины, — небрежно ответил я.

— Понятно, — он помолчал. Потом, подумав, добавил: — Ну-ну, — решив, видимо, таким образом поддержать нашу оживлённую беседу.

— Слышал, у вас проблемы, — осторожно начал я.

— У меня?! — он криво усмехнулся, и я понял, что на самом деле проблемы возникли вовсе не у него, а у того, кто так неосмотрительно решился потревожить покой Богданова.

— Кстати, моё предложение ещё остаётся в силе, — он поднял на меня глаза, и я почувствовал себя, как в далёком детстве, маленьким и неуклюжим.

— В смысле — держаться подальше от вашей дочери? — уточнил я, немного отодвигаясь на всякий случай. Бог знает, что там у него на уме. Тревожить родительские чувства бывшего чемпиона Союза по боксу — занятие чрезвычайно опасное.

Он заиграл желваками и зарычал:

— При чём здесь Наташка? Пусть бегает за тобой, сколько влезет, если такая дура. Вы, я смотрю, два сапога пара. Оба немного того. Вообще, Махницкий, ты можешь говорить серьёзно?!

— Могу, — сознался я.

Горенец за спиной Богданова показал мне кулак. Просит не злить босса, догадался я.

— «Могу»… — передразнил меня бывший тренер. — Не надоело тебе дурака валять? Не мальчишка ведь уже, доктором стал, повоевать успел…

Далее последовало перечисление моих званий, наград и прочих регалий, которое я из врождённой скромности пропустил мимо ушей. Когда оно закончилось, Богданов посопел и спросил:

— Так не надумал ещё ко мне в команду уйти? Я бы из тебя быстро человека сделал, — задумчиво произнёс он, почему-то глядя при этом на свои кулаки.

— Нет, нет, — замахал я руками, до смерти напуганный его последним замечанием.

— Гм, — он помолчал и снова посмотрел мне прямо в глаза. Было в его взгляде что-то непонятное, совсем не похожее на прежнего Богданова. То ли просьба, то ли тоска непонятная. Как будто хотел попросить о чем-то, но не решался. — Ладно, коли так. Выздоравливай.

Он легко поднялся со стула, тряхнул мне на прощание руку и ушёл. Горенец пообещал ещё заскочить и помчался его догонять. Я побродил по палате, потом сунул в рот сигарету и прилёг на кровать. Просить Богданов никогда не любил. Чаще требовал, и добивался своего, идя напролом. Я перевернулся на бок и решил: сама мысль о том, что Богданов хотел просить о чём-либо меня, нелепа. Кто я такой, в конце концов? А что-бы он при этом ещё и нерешительность проявил — вообще нонсенс. Или просто укатали сивку крутые горки? Непохоже, он и не в таких передрягах бывал. Странно всё это, решил я, гася окурок.

Наташа приехала ближе к обеду. Она вошла, принеся с собой запах мороза и ещё чего-то, неуловимого и волнующего.

— Здравствуй, — она замерла на пороге.

— Здравствуй.

Я подошёл к ней, взял за руку и виновато потёрся о неё щекой.

— Не обижайся за вчерашнее, ладно? Женька просто неудачно пошутил, только и всего. Больно мне нужны его медсёстры! У меня самого в отделении такие красавицы работают, — я попытался обнять её.

— Подожди, Саша, — она решительно высвободилась и прошла в палату. — Давай сначала кое-что обсудим.

— Давай, — неохотно согласился я, присаживаясь рядом с ней на кровать.

— Во-первых, я больше не работаю в твоём отделении, — Наташа скрестила стройные ноги и вытянула из сумочки сигарету.

— Да ну? — удивился я. — А что так?

— Видишь ли, Саша… Когда-то мне хотелось быть рядом с тобой. Любой ценой, — она усмехнулась и щёлкнула зажигалкой.

— Теперь, значит, не хочется, — протянул я.

— Как сказать. В общем, у меня изменились обстоятельства. Тебе ведь я всё равно не нужна, правда? Только путаюсь под ногами. Надоело навязываться, — она гордо повела головой.

— Наташа, прекрати говорить глупости! — возмутился я. — Ты мне никогда не мешала. Я к тебе прекрасно отношусь и…

— Вот именно, прекрасно относишься, и не более того. Дело, Саша, даже не в том, что ты, едва поднявшись на ноги, принялся бегать за девочками из отделения. Когда Олег привёз тебя сюда, первые сутки ты бредил. Знаешь, кого ты постоянно звал?