Айболит в законе - [39]

Пенная вода ванны сомкнулась надо мной и помешала развить перспективную идею. Вынырнув, я думал уже совершенно о другом. Покоя мне не давала Наташа, точнее, её глупые обиды и недоверие, от которых могло пострадать дело. Да бог с ним, с делом, могла пострадать в первую очередь она сама, упрямо поддерживая дружбу с Валяевым. А может, и не только дружбу? Я завозился в ванне, и вода выплеснулась на пол. Надо что-то придумать, и срочно. Отдать его на съедение Мишане? Не эстетично как-то получится. Самому объяснить, что лучше бы ему не вертеться возле Наташи? Выйдет пошло, как в дешёвом сериале, сморщился я. А если он вздумает пререкаться со мной, и я разозлюсь, тогда всё получится ещё хуже, чем если бы я сразу отдал его Мишане. Да и с Наташей я тогда окончательно испорчу отношения. Прямо ребус какой-то, вздохнул я, вытираясь полотенцем. Мой телохранитель, разбуженный телефонным звонком, бодро зевнул в трубку, отчего у меня чуть не лопнули барабанные перепонки, и вежливо поинтересовался:

— Чего надо?! Ты хоть знаешь, урод, сколько сейчас времени?

— Во-первых, Миша, — начал я, — при всей своей скромности к уродам я себя не отношу. Возможно, я и заблуждаюсь, но уж позволь мне оставаться в этом заблуждении и дальше. А во-вторых, хватит спать. Пора браться за работу, дружище. Знаешь поговорку на этот счёт?

— Это где работа, типа, не волк? — напряг он свой могучий интеллект.

— Нет, — вздохнул я. — Это про тех, кто типа рано встаёт.

— Не знаю, — огорошил меня Мишаня. — Про тех, кому не спится, мне не интересно. Какие проблемы, босс? На часах ведь, в натуре, только начало седьмого. Или едем куда?

— Едем. Через сколько мне тебя ждать?

— Ну, — протянул он и опять зевнул. В этот раз я успел благоразумно убрать трубку на безопасное для уха расстояние. — Минут через сорок, наверное. Раньше никак не получится.

В трубке, накладываясь на сиплый Мишанин бас, послышался женский смех. Если под боком у него пригрелась сейчас какая-нибудь весёлая красотка, так ему не то, что сорока — четырёхсот минут мало будет.

— Вот что, — сухо произнёс я. — Жду тебя через двадцать минут. Опоздание расценивается, как дезертирство и карается немедленной отправкой на собеседование с Горенцом. Вопросы?

— Какие тут вопросы, — крякнул он и отключился.

Я побродил по квартире, выкурил сигарету и решил, что неплохо было бы подышать свежим воздухом. А то ведь на улице практически не бываешь, укорил я себя. Пять минут спустя я, содрогаясь от холода и приплясывая на месте, вдыхал посиневшим носом пресловутый свежий воздух и материл сквозь зубы зиму, Деда Мороза и свою неуёмную тягу к здоровому образу жизни, вытолкнувшую меня из тёплой квартиры. Серый рассвет неясной дымкой плыл над деревьями, обнажая застывшие в небе облака. Тяжёлые и унылые, они свисали грязными клочьями, цепляясь за крыши многоэтажек и открывая в просветах между собой мерцающие ледяным светом звёзды. От их вида мне стало ещё холоднее, и я решил, что лучше смотреть по сторонам, наслаждаясь, так сказать, пейзажем. Наслаждаться пейзажем активно мешали укутанные в тёплую одежду собачатники, выводящие на прогулку своих питомцев. То тут, то там скрипела дверь подъезда, и очередной лохматый или гладкошёрстный квартирный страдалец с громким лаем вылетал на улицу, обнюхивая собратьев и помечая территорию. Их хозяева, сбившись в кучу, что-то оживлённо обсуждали и недоуменно косились на меня, одетого явно не для зимних прогулок и одиноко пританцовывающего на крыльце. Догадайся я надеть меховую шапку, тулуп, валенки и прихвати с собой какого-нибудь зловредного мопса — я был бы своим на этой утренней тусовке. А так ерунда получается, подумал я, плотнее натягивая кепку на уши и тоскливо озираясь вокруг. Даже поговорить не с кем.

Словно вняв моим мольбам, Господь решил послать мне собеседников. Из припаркованной во дворе девятки вылезли двое парней и быстрым шагом направились ко мне. Что ж, в компании и мёрзнуть веселее, решил я, настороженно прислушиваясь к звукам, доносящимся из моего подъезда. Состояли они преимущественно из мерного топота, хриплого сопения и грозного порыкивания. Не знай я, что динозавры давным-давно вымерли, — решил бы, что на прогулку торопится один из них. А так это, видимо, Митяй, кавказская овчарка размером с годовалого бычка, живущая в соседней квартире, ведёт на прогулку свою хозяйку. Добродушием он никогда не отличался, и при его появлении не то, что чахлые пинчеры и прочая мелюзга — мускулистые ротвейлеры и самодовольные доги норовят, поскуливая, вскарабкаться на дерево, подобно кошкам, и пересидеть там утренний моцион дворового лидера.

Дела, подумал я. Если Митяй сейчас вырвется на свободу, парням из девятки не позавидуешь. Своих он не трогает, а вот чужаков откровенно не любит. Укусить, может, и не укусит, если не сопротивляться, а вот в снегу поваляет, это как пить дать. Не подозревая о нависшей над ними опасности, ребята всё так же бодро спешили ко мне.

— Стойте! — закричал я им, запечатывая спиной дверь подъезда.

Куда там! Вместо того, чтобы внять предупреждению или хотя бы задуматься о его причинах, они лишь ускорили шаг, зачем-то вытаскивая из-под курток оружие. При этом в каждой руке у них оказалось по пистолету, и я невольно удивился: неужели по-македонски, с двух рук стрелять умеют? Молодцы! Я вот так и не освоил это упражнение. Моё восхищение вновь прибывшими продолжалось недолго. Резкие хлопки выстрелов, рассыпавшись по двору, практически совпали по времени с поистине чудовищным ударом в спину. Это рассвирепевший Митяй, обнаружив препятствие в виде запертой двери, пошёл напролом. Впрочем, с его весом особых усилий и не требовалось. Моё бренное тело перестало изображать из себя подпорку для двери и в изящном пируэте совершило вынужденный перелёт по маршруту крыльцо—тротуар. Пикируя, я прислушивался к заунывному пению проносящихся рядом пуль и размышлял на тему того, что карьеру стрелков парням придётся оставить. Потому что Митяй, да ещё в плохом настроении — это, я вам скажу, далеко не фунт изюма.