Авторы жизнеописаний Августов - [104]

Максимин Младший

XXVII (1). (1) О его происхождении сказано выше. Он отличался такой красотой, что его везде любили похотливые женщины, а некоторые жаждали даже зачать от него. (2) Он мог, по-видимому, достигнуть такого роста, «что догнал бы отца, если бы не погиб на двадцать первом году жизни, в самом расцвете юности, или, по словам некоторых, на восемнадцатом. Греческую и латинскую литературу он изучил превосходно. (3) Он обучался у греческого учителя грамоты Фабилла,[780] от которого сохранилось много греческих эпиграмм, главным образом на изображениях этого мальчика. (4) Описывая мальчика, он перевел греческими стихами следующие латинские стихи Вергилия:[781]

Так же средь звездных огней увлажненный водой Океана

Блещет в Ночи Люцифер, больше всех любимый Венерой,

Юноша был таковым, сияющий именем отчим.

(5) Обучался он у латинского грамматика Филемона,[782] у законоведа Модестина,[783] у оратора Тициана, сына Тициана[784] старшего, написавшего прекрасные книги о провинциях и названного обезьяной своего времени, так как он мог прекрасно подражать всему. У него был и славившийся в свое время греческий ритор Евгамий.[785] (6) За Максимина была помолвлена Юния Фадилла, правнучка Антонина; впоследствии ее получил в жены Токсоций, сенатор из той же фамилии, который погиб после своего преторства и от которого также остались поэтические произведения.[786] (7) У нее остались полученные ею при помолвке царские подарки, которые, по словам Юния Корда (а он любит перечислять такие вещи), говорят, были следующие: (8) шнур с девятью белыми жемчужинами, головная сетка с одиннадцатью изумрудами, браслет для правой руки с украшением из четырех гиацинтов, не считая раззолоченных царских одежд и прочих украшений, которые дарятся при помолвках.

XXVIII (II). (1) Сам юноша Максимин отличался совершенно невыносимым высокомерием: даже в тех случаях, когда его отец, человек очень суровый, поднимался навстречу большинству высокопоставленных лиц, он продолжал сидеть. (2) Он вел веселый образ жизни, был воздержан по части вина, жаден до еды, особенно до дичины – он ел только кабанье мясо, уток, журавлей и все то, что ловится на охоте. (3) Из-за его исключительной красоты друзья Максима, Бальбина и Гордиана, особенно сенаторы, распускали про него позорящие слухи – они не хотели, чтобы этот словно спустившийся с небес прекрасный образ оставался незапятнанным. (4) В то время как он вместе с отцом ходил вокруг стен Аквилеи, предлагая городу сдаться, ему только и бросали обвинения в грязном разврате, от которого он был далек в своей жизни. (5) Одевался он с такой тщательностью, что ни одна женщина не могла превзойти его в щегольстве. (6) По отношению к друзьям отца он проявлял необыкновенную предупредительность, но это касалось только подарков и щедрот. (7) При приветствиях он держал себя очень высокомерно: он протягивал руку и позволял целовать себе колени, а иногда и ноги, чего никогда не разрешал старший Максимин, который говорил: «Да не допустят боги, чтобы кто-либо из свободнорожденных запечатлел поцелуй на моих коленах (на моих ногах))». (8) И так как мы возвращаемся к старшему Максимину, то не следует обойти молчанием одну забавную подробность. Так как Максимин, как мы сказали, был почти восьми с половиной футов ростом, то его обувь, то есть царские башмаки, кто-то поставил в роще, находящейся между Аквилеей и Арцией; они, как стало известно, на целый фут превосходили обычный размер человеческой ступни. (9) Отсюда и пошло ходячее выражение, когда о высоких и несуразных людях говорилось: «полусапог Максимина». (10) Я привел это здесь для того, чтобы никто из тех, кто читал Корда, не подумал, будто я пропустил какую-нибудь относящуюся к делу подробность. Но вернусь к рассказу о сыне.

XXIX (III). (1) Об этом юноше Александр Аврелий, желая выдать за него замуж свою сестру Теоклию, пишет своей матери Маммее в таких выражениях: (2) «Матушка, если бы в Максимине старшем, нашем полководце, и притом превосходном, не было чего-то варварского, я выдал бы за Максимина младшего твою Теоклию. (3) Но я боюсь, что моя сестра, обученная всем греческим тонкостям, не будет в состоянии выносить варварского свекра, хотя сам юноша, по-видимому, и прекрасен, и вышколен, и обучен всем греческим тонкостям. (4) Так думая, я, однако, спрашиваю тебя, хочешь ли ты иметь зятем Максимина, сына Максимина, или Мессалу из знатного семейства, очень мощного и в то же время ученейшего оратора, который, если только я не ошибаюсь, занявшись военным делом, проявит храбрость». (5) Так Александр – о Максимине. Больше я ничего сказать о нем не могу. (6) Чтобы не показалось, что мною что-либо упущено, привожу и письмо отца Максимина, который говорит, что он провозгласил своего сына императором для того, чтобы видеть на картине или воочию, каким будет младший Максимин, когда наденет порфиру. (7) Письмо было такое: «Я позволил моему Максимину называться императором как вследствие любви, которую должен питать отец к сыну, так и для того, чтобы римский народ и древний сенат могли дать клятву в том, что они никогда не имели более прекрасного императора». (8) Этот юноша носил золотой панцирь по примеру Птоломеев,