Автор тот же - [12]

Когда Вадим закончил свой рассказ, реакция Лены оказалась более чем неожиданной. Она не спросила, как обычно, что он собирается делать, не стала задавать вопросов о деталях, что и для самого Вадима бывало весьма полезным, поскольку заставляло задуматься, взглянуть на дело под иным углом. Лена просто кипела от злости.

— Ну, вот ты и докатился!

— Докатился до чего? — удивился Вадим.

— Первое. Ты защищаешь насильника, хотя сам мне много раз говорил, что ни убийц, ни насильников никогда, ни при каких обстоятельствах защищать не станешь!

— Погоди! Но это, во-первых, просьба Феликса. Во-вторых, он — не насильник, я в этом убежден!

— И это — второе! Ты стал сам судить, кто прав, кто виноват! А не ты ли мне говорил, что не дело адвоката выносить приговор? Но сейчас ты его вынес, причем оправдательный! А если ты ошибаешься?! А если этот старый развратник действительно надругался над девушками?! — Лену несло. Такого скандала она Вадиму не закатывала еще никогда.

— Но я же знаю, убежден, что это не он!

— А в остальных случаях ты не убежден? Тебе наплевать, виноват — не виноват? Лишь бы деньги платили?! — Лена уже себя не контролировала. — Я не могу жить с человеком, у которого отсутствуют принципы. Только одно — амбиции! Победить любой ценой и в любом деле! О ком бы ни шла речь!!!

— Прекрати! — чуть ли не крикнул Вадим и, схватив Лену за руку, сильно дернул ее на себя. — Прекрати истерику! Слушай!

Лена, то ли от рывка, то ли потому, что Вадим говорил резко, отрывисто, выстреливая словами как из пистолета, вдруг вся обмякла и затихла, опустив голову.

— Когда я защищаю того, кто признает свою вину, я вправе в этом усомниться. Я его ведь не обвиняю, я его защищаю, возможно, и от него самого. Когда человек свою вину не признает, я не имею права даже усомниться в этом. Это не моя функция. Понимаешь? Я только защищаю. За этим ко мне приходят. За это, черт побери, мне платят деньги. Я не отпускаю грехи, не прощаю, я только подвергаю сомнению и проверяю на прочность обвинение. Даже если оно подкреплено и собственным признанием!! Поняла? — Последние слова Вадим произнес уже не жестко, руку Ленину не просто крепко держал в своей, а нежно поглаживал большим пальцем, ослабив хватку.

— Мне страшно, Вадик, — тихо произнесла Лена, — страшно, потому что я не хочу, чтобы ты стал таким, как твои клиенты. Я ненавижу их! Они занимают твои мысли, они отнимают тебя у нас с Машкой. Я не знаю, но что-то здесь не так.

— Ты мне веришь? — примирительно спросил Вадим.

— Да, пока верю! — Лена чуть улыбнулась.

— На этом и порешим, — Вадим посмотрел в сторону плескающихся у берега ребятишек — Пошли искупаемся. А то Машка в воде замерзнуть успеет, а мы на солнце сгорим.

Ты и этой глупости найдешь потом разумное объяснение и оправдание, — продолжая улыбаться, виноватым тоном сказала Лена, вставая с подстилки — бывшего Машкиного одеяла, выбросить которое она не решалась, а кроме как на пляже использовать больше нигде не могла.

Вадим посмотрел на одеяло — пляжную подстилку и с грустинкой в голосе сказал: „Гляди-ка, а у нас уже появляются в хозяйстве старые Машкины вещи. Смешно звучит — „старые Машкины“. Лена обняла мужа, потом отодвинулась и кокетливо спросила: „Ну а я пока не старая?“

Помирившиеся супруги, держа друг друга за руки, побежали к воде. Ленкин вопрос, ввиду его очевидной несуразности, Вадим оставил без ответа.

Вечером, когда уже собирались спать, Лена неожиданно вернулась к утреннему разговору:

— Слушай, Вадик! А если твой дед не насильник, то, может, ему кто-то денег дал, чтобы он на себя вину взял? Ведь родители того из парней, кто, допустим, был насильником, ничего не пожалеют, чтобы сыночка спасти? Как ты думаешь?

— Возможно. Возможно. — Вадим был удивлен тем, что Лена заговорила на эту тему. Обычно она избегала перед сном затрагивать вопросы, грозящие размолвкой.

— Ну, я серьезно. Поговори со мной. Я весь день думала и поняла, что, наверное, ты прав. Ты должен защищать этого старика. А может, он вообще не в своем уме? — Всем своим видом Лена показывала заинтересованность и полное отсутствие настроя на конфликт.

— Ладно. Поговорим. Только пошли на улицу, а то Машку разбудим, заодно и покурим перед сном. — Вадим направился к двери. Машку действительно было легко разбудить невзначай, поскольку она спала за фанерной перегородкой, которой летний домик был разделен на две комнаты. Вадим уже стал ненавидеть этот строительный материал — фанеру, она преследовала его и в консультации, и на даче, не давая спокойно общаться в своем помещении, заставляя все время помнить, что люди, находящиеся в соседнем, невольно всегда являются участниками твоего разговора.

— А можно обойтись без сигареты? — ласково попросила Лена, направляясь за мужем.

Лена с Вадимом присели на скамейку, которую сами они называли „завалинкой двадцатого века“, прислоненной спинкой к их домику. Свет с терраски падал на две яблони, отделявшие их домик от большой дачи, в которой жили Ленины родители. Ночью, в свете окон и при отсутствии луны, на деревьях яркими светлыми пятнами белели недозревшие яблоки. То, что это яблоки, можно было понять, но не увидеть, так как смотрелись они просто как маленькие слабые фонарики, развешенные на ветвях в каком-то хаотичном и от того особенно впечатляющем порядке.