Автопортрет с отрезанной головой или 60 патологических телег - [4]

Как раз в это время Покойник и понял, что жизнь — хотя и бессмысленна, но, тем не менее, красива, а это на все сто окупает факт ее наличия. Крейцерова соната, блин, тоже абсолютно бессмысленна, не правда ли? Покойник подумал, что именно смысл и портит все, что мы им наделяем. Запихнуть смысл в жизнь или в Крейцерову сонату — все равно, что запихнуть червя в яблоко. Смысл портит вещи, извращает их суть, которой они не обладают изначально, а потом мы удивляемся, откуда эта вонь? Если в вас запихнуть инородное тело — девять грамм свинца, например — вы тоже в скором времени начнете смердеть. Так говорил Петр Самсонов, первый учитель Покойника. На самом деле, Петр был не учителем, а поэтом. Он никогда не приходил к Покойнику, если не написал новых стихов, которые были либо светлые и печальные, либо веселые и пошлые. Сам Покойник поэзию не понимал и даже музыку предпочитал иностранную, чтобы не знать, о чем поют, но Петра слушал с удовольствием, потому что смотреть на человека, который читает тебе свои рифмы с глазу на глаз — это очень странно. Наизусть Петр ничего не помнил и всегда носил с собой шершавую картонную папку с парой тетрадочных листков, исписанных непонятными закорючками, которые Петр расшифровывал, например, так:

Со мной живет женщина старая,

со мной живет кошка облезлая,

и с этою странною парою

течет моя жизнь бесполезная.

Соседи моргают и шепчутся,

и кошку пинают ботинками.

Она вся болит и не лечится,

и книжки читает с картинками,

где зебры живут с пеликанами

на залитой солнцем песочнице…

Она — кошка серая, странная,

и мне тоже пнуть ее хочется.

Покойник в таком случае спрашивал, с каких пор у Петра живут женщина старая и кошка облезлая, на что Петр беззлобно отвечал: “Ты хоть и покойник, а дурак”, потому что в стихах главное не что, а о чем. Он перепечатывал стихи на покойницкой машинке и уносил их к себе домой, где изредка доставал их из коричневого чемодана, перечитывал и плакал над собственными словами. Иногда Петр дарил что-нибудь своим друзьям от души или по приколу — у Покойника на двери висела его табличка с надписью: “Убей в себе медитатора!!!”, а на белом боку холодильника красовалось стихотворение, написанное жирным синим фломастером:

В тапочках на босу ногу

по дороге кольцевой

я иду от Бога к Богу,

из дому к себе домой.

Утром выпив чашку чая,

перед сном хлебну опять.

Это просто означает,

что я вышел погулять.

Еще Петр много рисовал цветными карандашами и любил ставить восклицательные! знаки!!! везде, где!!! только можно!!!!! А Покойник говорил: “Сотри их, мудак! Заебал”, а Петр!!!!!!!!!!!!!! улыба!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!невозможно сов!!!!!!!!!!!!!!!!!

!!!!!!!!!!!!!!!хвати!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!акой рассказ запорол, урод!!!!!!!!!!!!!!!!!

!!!!!!!!!!петя, пожалу!!!!!!!!!!!!!!!!!!!бли!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

3. Добрая Альфия

В Уфе жила маленькая девочка по имени Альфия и носила очки на больших черных глазах. Девочке было всего пять или шесть лет, но она уже работала юристом в каком-то коммерческом предприятии. У девочки был муж на десять лет ее младше и подрастала дочка, которой стукнуло уже семьдесят пять. Альфия была очень добрая — и это было ее отличительной чертой всю жизнь. Отличительная черта, если кто не знает, это жена отличительного черта, который живет у тебя в голове и отличает черное от белого, добро от зла, мальчиков от девочек и тебя от меня. Без отличительного черта ты был(а) бы не сам(а) собой, а черт знает кем… Да, про Альфию. Она, как я уже сказал, была очень добрая и даже не душила мужа, когда он забывал вынести мусорное ведро, и никогда не плевала в чай дочке, если та возвращалась домой позже девяти вечера. Она знала, что муж младше ее, а дочка в том возрасте, что сама может решать, когда ей возвращаться домой, даром что во второй класс ходит. Но настолько же, насколько Альфия была доброй, настолько же были злыми ее муж и дочь. Они были такими подлыми и коварными, что даже вступили в сексуальную связь друг с другом, чтобы досадить Альфие. Но так как та была слишком добрая, она или не замечала этого, или попросту закрывала на все глаза. Даже когда они отрезали голову ее маме, которая приехала к ним на два дня погостить, и запекли ее в тесте, Альфия сделала вид, что ничего не произошло. А все из-за того, что Альфия очень любила классическую музыку, особенно третью и седьмую симфонии Бетховена. Она включала их на всю громкость и, чем больше слушала, тем добрее становилась, но, к сожалению, на мужа с дочкой это оказывало совершенно противоположный эффект. Они начинали кидать в Альфию ножи и тарелки, а один раз даже ударили ее по голове пишущей машинкой. Даже соседи иногда кричали им из-за стенки, что они сами сейчас придут и выкинут Альфию из окна. Она же, как всегда, делала вид, будто ничего не происходит, потому что была очень доброй. И включала магнитофон еще громче. Но долго так продолжаться не могло, потому что если долго слушать музыку с такой громкостью, то ни одни уши не выдержат — и добрая Альфия, в конце концов, оглохла. Теперь муж и дочь могли сколько угодно разговаривать при ней матом и даже кричать ей прямо в ухо, что борщ она готовить не умеет и что Бетховен не композитор, а сенбернар из американского фильма. Альфия все пропускала мимо ушей.