Автомобиль смерти - [5]

Это еще больше взволновало Гарнера. Сейчас он был совсем не страшным. Он сел за письменный стол, склонив голову на руки. Вся его фигура выражала безысходность и усталость.

Он прекрасно понимал, что известие, принесенное Кэт, пришло слишком поздно. Назад, в мир, в общество, все пути были отрезаны. Ему оставалось либо пустить себе пулю в лоб, либо продолжать начатое дело.

Он медленно приподнял голову и ответил Кэт:

— Теперь уже поздно возвращаться, Кэт. У меня только один путь с моими ребятами. Даже если бы я и ушел, Боннот не простил бы мне измены, и мои же друзья подстрелили бы меня, как птичку. Поэтому не будем об этом говорить. Если ты хочешь, то можешь остаться здесь. Но только решай сейчас. Если ты скажешь «да», то возврата назад не будет.

Кэт посмотрела на Гарнера и слегка задумалась. Она решала, как быть. Гарнер был дорог ей. Детство, проведенное вместе, и позже любовь, которая соединила их надолго. Ей хотелось быть с ним. Но она хотела жить настоящей жизнью, пользуясь, как все люди, правом развлекаться и находиться в обществе. Она понимала, что если она скажет «да», все пути к людям будут отрезаны. Она будет, словно птичка в золоченой клетке, у нее будет всего много, но она всегда будет одна.

Гарнер молчал, ожидая ответа Кэт. Он не торопил ее и не подсказывал ей ответ. Ему хотелось, чтобы она решила за себя. И он ничем не высказывал своего искреннего желания услышать короткое «да».

— Я не тороплю тебя с ответом, Кэт, ты можешь подумать до вечера. У нас есть еще время.

Вслед за этим Гарнер взял колокольчик и позвонил. Вошел мулат, впустивший их в дом. Гарнер отдал распоряжение:

— Накройте на стол.

— Где прикажет хозяин накрыть? — спросил мулат.

Гарнер на минуту задумался и потом ответил:

— Принесите сюда.

Мулат бесшумно вышел, тихо прикрыв за собою дверь. Гарнер и Кэт опять остались вдвоем.

Гарнеру хотелось многое рассказать Кэт, поделиться с нею, излить свою душу, но он молчал, связанный неполученным ответом. Кэт это чувствовала и поэтому была не совсем спокойна. Она не знала, как быть. Ее чувства к Гарнеру подсказывали «да», ее желание быть всегда на глазах у людей, чтобы поражать своею красотой, толкали ее сказать «нет».

Так сидели они молча в ожидании заказанного Гарнером обеда. К обеду было подано красное вино. Гарнер наполнил бокалы и предложил Кэт выпить. Та с удовольствием взяла хрусталь в руки и, словно ища спасительного ответа в вине, залпом выпила весь бокал.

Выпитое вино подействовало. К концу обеда они оживились, словно забыв о всем на свете, отдались воспоминаниям детства и своим проделкам в школе.

Смеясь, Кэт рассказывала о старой учительнице пения, которой они подменили камертон, положив ей испорченный, давно уже фальшивый инструмент.

Шутки оборвались как-то сразу, когда они встали из-за стола. И опять на хрупкие плечи Кэт свалилась тяжесть неданного ответа.

Ей было так хорошо с Гарнером, и она знала, что он любит ее. И это было решающим в ее раздумье.

Она подошла к Гарнеру, обхватила его за шею и прильнула к нему. Их губы искали друг друга. Кэт прошептала:

— Это мой ответ.

Она осталась у Гарнера.

* * *

Боннот, этот несравненный шофер, выехав за Париж, пустил машину под откос, а сам вместе с бандитом направился пешком в сторону близлежащего леса. Они шли около двух часов и, наконец, перед их глазами выросли очертания небольшой лесной избушки. Когда они приблизились, навстречу им выбежал огромный дог и, лая, приблизился к Бонноту, своими прыжками выражая радость и любовь к хозяину. Через минуту они были в комнате. И только тогда Боннот обратился к своему спутнику:

— Где Жак?

— Он убит, — ответил его собеседник. И немного помолчав, добавил: — убит Гарнером.

— Что?! — вырвалось у Боннота. — По моему, ты врешь, Пьер.

— Нет, я не вру. — И Пьер рассказал все, что произошло в комнате отеля.

Боннот задумался. И на его лице нельзя было прочесть, какие мысли пролетали у него в голове. Только иногда желваки вздувались под кожей, а это был верный признак, что Боннот чем-то недоволен.

— Кто эта девчонка? — спросил Боннот.

— Не имею никакого понятия. Я уже сказал, что, когда Гарнер поднял пистолет, чтобы пристрелить ее, она назвала его неизвестным мне именем «Джо». Он кинулся к ней, а когда прибежали слуги, увлек ее в другую комнату, оставив меня одного.

Боннот не ответил ни слова на замечание Пьера. Он протянул руку и сказал:

— Давай, что у тебя есть.

Пьер передал ему диадемму, находившуюся до сих пор у него в кармане.

Возглас восторга вырвался из груди Боннота.

— Ого! Умеют индийские раджи украшать свою чалму дорогими безделушками! Даже одна из этих штучек была бы шикарнейшим подарком для моей Венеры. Какая жалость, что ее сцапали лягавые.

— Жалеть-то особенно не о чем, — заметил Пьер. — Она не придумала ничего умнее, как назвать тебя и Гарнера полицейским ищейкам и указать наше самое безопасное место.

Боннот усмехнулся.

— Я никогда не ожидал от нее верности. Поэтому она всегда знала очень мало.

Полюбовавшись еще некоторое время бриллиантовой диадеммой, Боннот, отодвинув шкаф, бросил ее, завернув в носовой платок, в отверстие, бывшее за шкафом.