* * *
— Три из восемнадцати. Неплохо, — сказал директор и посмотрел на изобретателя через стол. — Тем более что два отказа не в счет. Приборы тонкие, хрупкие… Коротков перестал крутить в руках автофон, секунду смотрел на него, потом размахнулся и с силой, как костяшку домино, ударил о стол. Затем толкнул автофон директору. Директор поднес автофон к виску и услышал знакомый шепот: — Автофоны были испытаны на устойчивость к вибрациям. Выдерживают удары с ускорением до четырехсот «же». Получилось… Директор разжал кулак и посмотрел на керамическую медальку. Получилась ерунда. Пусть сверхсложные волны, пусть тончайшие поля, но не могут же они, даже сверхтончайшие и сверхсложные, судить о том, что хорошо, что плохо, что почетно а что стыдно!.. Стыдно… Директор повторил про себя это слово и вдруг понял, что автофоны ничего и не решали. Они могли просто усиливать стыд хозяев, как чувствовали и усиливали многое другое, и это чувство, возведенное невесть в какую степень, могло их же и разрушать. И в самом деле, мог возникать какой-то паразитный резонанс именно на этой волне. Ведь резонанс мосты и то рушит. Складно, очень складно, если удары ни при чем. Но ведь бывает и так: дед бил, бил, баба била, била, а мышка пробежала… Директор побарабанил пальцами по столу и спросил: — А что с третьим? Разобрались, почему отказал? — То же, что с первыми двумя, — ответил Коротков.
