Автобиография - [50]
Помню, как меня поразила одна уличная красотка, наряженная в белое подвенечное платье с вуалью. Многие носили высокие блестящие сапоги на манер офицерских, цепи на шее и на запястьях, с непременным хлыстом в руках. Некоторые одевались весьма эффектно. Женщины от пятидесяти лет, действительно потасканного вида, тем не менее пользовались большим успехом. Многие мужчины выбирали именно таких женщин, наверное, потому, что они напоминали их матерей, жен или уж я не знаю кого. Иногда я из любопытства заходил к проституткам и осматривал их комнаты — чрезвычайно бедные, крошечные и обшарпанные, со старомодными покрывалами в цветочек на кроватях.
Это были не бордели, а меблирашки. Клиент выбирал свой «товар» и платил за комнату. Девушка получала полотенце от консьержки, которая брала деньги. В те дни все стоило очень дешево. Не знаю, какие там цены сейчас, не приходилось бывать.
Этот снимок, сделанный мной в 1970-е годы, был навеян проститутками на рю Сен-Дени в Париже
Еще один снимок, навеянный проститутками на рю Сен-Дени
Хотя полицейские частенько заглядывали в такие места, они больше защищали девушек, чем клиентов. Фотографировать не разрешалось; я не видел табличек с надписью «фотосъемка запрещена», но помню, как попытался это сделать и быстро понял, что стоит убрать камеру подальше. Лучше было получить предупреждение от полицейских, чем от проституток, которые точно бы избили меня до бесчувствия, если бы я настоял на своем. Многие девушки приехали из сельской глубинки и не хотели, чтобы их родные проведали, чем они занимаются.
Когда к нам приезжали заграничные гости, мы потчевали их обедом, а потом сажали в автомобиль и показывали им виды Парижа. Джун считает странным, что я никогда не признавался ей, как часто гулял в одиночестве по парижским улицам. Это был мир, совершенно пленявший меня, поэтому мои прогулки были частыми, но и очень личными.
В Берлине был замечательный бордель на Кнезебекштрассе, которая идет параллельно Шлютерштрассе. Он располагался в одном из типично берлинских домов с длинными коридорами, по меньшей мере, с десятью комнатами на этаже и с одной огромной гостиной размером почти как бальный зал.
Помню, как я обнаружил этот бордель и самостоятельно отправился туда. В гостиной имелся бар, где можно было выпить. Вы не обязаны были идти с девушкой, если не хотели этого, но сами девушки были замечательными, миловидными и находились в разной степени наготы. Никто не навязывал свои услуги, все было очень культурно. Вы пропускали стаканчик, потом выбирали одну из девушек, и если оказывались довольны ее услугами, то могли в следующий раз снова обратиться к ней. Разумеется, иногда приходилось долго ждать, потому что она была занята с другим клиентом.
В Голливуде я сделал массу фотографий девушек в мотелях с водяными матрасами, расположенных на бульваре Вентура. По телевизору в номерах показывали порнофильмы — это было очень эксцентрично и совершенно не похоже на то, что я видел в Париже.
В 1957 году я также работал для берлинского журнала «Constanze», чтобы иметь достаточно денег для жизни в Париже. Это был не первый раз, когда я вернулся в город своего детства. Еще до нашего отъезда из Австралии я купил Джун книгу Кристофера Ишервуда «Прощание с Берлином». Мы остановились в пансионе, похожем на тот, что был описан в книге, и замечательно провели время в городе, посещая ночные клубы, бары, рестораны и кафе. Тогда я обошел вновь все места своего детства и берлинские трущобы.
Помню свои визиты в бары, кабаре и пивные, где я сделал много снимков во время своих частых поездок в Берлин. Там был «Chez Nous» — безумный бар для гомосексуалистов с великолепным представлением среди публики. Там была «Ким Новак», обладавшая поразительным сходством со своим прототипом; она пела и танцевала, а в финале срывала с себя лифчик и парик и оказывалась миловидным белокурым юношей. Там была знойная «Марлен Дитрих» во фраке и с цилиндром на голове, ростом под два метра и с глубоким хриплым голосом. Кого там только не было! Я обычно заходил в бар, пропускал несколько стаканчиков, пропитывался настоящей греховной атмосферой Берлина и болтал с актерами между выступлениями. Однажды я взял с собой Джун, и она пришла в ужас, когда увидела мои фамильярные отношения с этими людьми.
Работа в «Constanze» была очень тяжелой. Нас отпускали из фотостудии после рабочего дня, только к вечеру, так что это в чем-то напоминало мои школьные дни. Редакция журнала занимала весь верхний этаж большого дома на Курфюрстендамм. В помещении фотостудии раньше находилась мастерская скульптора; все модели и фотографы имели маленькие комнатушки по соседству и часто спали на рабочем месте. Мы платили за комнаты номинальную сумму, вроде пятнадцати дойчмарок за ночь, а завтрак и ланч подавали прямо в студию. Это было просто ужасно, как в казарме.
Нас не выпускали из студии, пока мы не выполняли нашу норму по съемке невероятного количества платьев, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Это было настоящее рабство. Когда мы заканчивали дневную работу, только тогда нам разрешали выйти из студии и развлечься в городе.
