Австрийский моряк - [51]

, затем снова занят чехами. Те сохраняли его за собой до Мюнхенского кризиса 1938 года, когда город снова взяли поляки, у которых он оставался одиннадцать месяцев, пока поляки в свою очередь не пали перед нацистской Германией. Тогда Хиршендорф влили в Великий Рейх. В апреле 1945 года он был включен в линию «Фестунг Нордмеерен» и сделался сценой недельной обороны дивизии СС против наступающих русских. Обороны столь упорной, что к исходу сражения в городе не осталось ни одного целого кирпича. Несколько дней спустя немцы капитулировали, а то немногое, что осталось от города, взлетело на воздух в результате взрыва огромного склада боеприпасов в пещере под замком. Это поставило окончательную точку в затянувшемся хиршендорфском вопросе, потому как в 1947 году новое чехословацкое правительство попросту сгребло бульдозерами все, что осталось от построек, в оставшийся после взрыва кратер. Поверху залили бетон и построили завод имени Сланского[27]. Когда Сланского повесили, название поменяли на Новотнин. Года три тому назад, в Илинге, один молодой польский инженер навещал своего престарелого родича и рассказал, что был в тех местах прошлым летом. По его словам, от города, в котором я родился, не осталось ни кола, ни двора. Похоже, что единственным уцелевшим в округе зданием постройки до 1945 года является маленькая железнодорожная станция с дорическим портиком и двумя стеклянными козырьками над платформами.

Глава восьмая

Субмарина-окарина

Ну ладно, довольно с меня воспоминаний о детстве, давайте вернемся к мировой войне. Постойте-ка, на чем мы остановились? Ах да, на июле 1915, кажется. Месяце, в котором мы потопили итальянский броненосный крейсер. Я едва не получил рыцарский крест ордена Марии-Терезии, высшую военную награду Австрии, но все равно обнаружил, что стал своего рода национальной знаменитостью. Я не мог сесть в поезд или выйти на улицу провинциального города без того, чтобы люди не обступали меня, пожимая руку или прося автограф. Что до моего храброго экипажа, то на время, пока тяжело поврежденная при столкновении U-8 стояла на ремонте в военно-морской верфи Полы, он получил заслуженный месячный отпуск. Я этот месяц провел в Будапеште, в гостях у семьи моего старшего офицера Белы Месароша. Именно там меня представили его двоюродной кузине, графине Елизавете Братиану. Ей предстоит сыграть весьма весомую роль в последующей части моей истории, если я доживу, чтобы поведать ее. Но пока еще рано.

Возвращение на войну для меня оттянулось и еще по одной причине. На следующий день по возвращении в Полу я проверял ход работ на нашей лодке, поскользнулся в плавучем доке на луже масла и упал, причем ногу мою зажало между двумя деревянными опорами. Растяжение получилось таким сильным, что меня признали негодным к службе до сентября в лучшем случае. Тем временем U-8 вышла из ремонта и направилась под командой фрегаттенлейтенанта Месароша на подводные испытания. Близ форта Пенеда, поднимаясь на поверхность после одного из этих пробных погружений, лодка угодила под легкий крейсер. По счастью, перед тем как пойти ко дну, субмарина задрала на пару минут нос, и всей команде удалось выбраться наружу через люк для загрузки торпед. Последовавший трибунал вынес вердикт, что столкновение произошло полностью по вине крейсера, который по ошибке оказался в зоне испытаний подводных лодок. Что до U-8, то она пролежала на дне с неделю, затем была поднята водолазами и отбуксирована на верфь в Полу, которую покинула всего несколько дней назад. На то, чтобы ввести лодку в строй, требовалось по меньшей мере полгода, и как только лодыжка моя начала заживать, я оказался в незавидном положении капитана без корабля. Тут вмешалось Марине оберкоммандо, объявившее, что мой экипаж, Месарош и я назначаемся на одну из новых субмарин береговой обороны «BI»-класса немецкой постройки, в данный момент базировавшихся в Поле.

Лодки класса «BI» являли собой убедительное доказательство впечатляющей способности немцев решать поставленные задачи. Мне сдается, что от момента, когда конструктор взялся за карандаш, до того как первая лодка сошла со стапелей на верфи Везера в Бремене, не прошло и ста дней. Идея заключалась в организации массового производства маленьких, простых, дешевых субмарин, которые можно транспортировать в разобранном виде по железной дороге, и пускать в ход против англичан из оккупированных немцами портов Фландрии. Потом стратеги сообразили, что эти миниатюрные суда можно также перевезти через альпийские туннели на Адриатику. Перспектива, что наши собственные верфи сумеют обеспечить нас новыми подводными лодками до наступления 1916 года, выглядела сомнительной: заводы испытывали нехватку сырья, а австрийская бюрократия продолжала следовать своим неспешным, довоенным чередом. Поэтому в итоге кайзеровское германское правительство согласилось передать Австрии шесть подводных лодок класса «BI» — за полную стоимость, разумеется. В положенный срок, в течение летних месяцев 1915 года, их доставили в Полу, и стали монтировать — бригады клепальщиков с верфи Везера работали сутками напролет. План заключался в том, что первая партия субмарин будет укомплектована немецкими экипажами на месяц или два, пока австро-венгерские команды не будут готовы принять их.