Австрийский моряк - [119]

Тем не менее, в нашем случае, когда ранним утром мы ползли сквозь легкий туман, это не помогло. Море вокруг было завалено мертвой рыбой и окрашено в желтый цвет остатками тротила. Затем, совершенно неожиданно, мы оказались в середине быстро распространяющегося нефтяного пятна. Море кипело под ним, как котел с каким-то жутким, вонючим супом: пузырьки воздуха, хлора, масла, крови и нечистот - все хлынуло на поверхность от уничтоженной U117 и ее экипажа, еще опускающихся ко дну, на две тысячи метров глубины. Мы с отвращением смотрели на изрыгаемые вверх обломки: щепки, куски белой пробковой изоляции, кожаную куртку, дверцу шкафчика с надписью готическим шрифтом «Vorderer PRESSLUFT» (передний пневмонасос), фотографию девочки с косичками.

Мне до сих пор снятся в кошмарах сердце и легкие, проплывающие мимо в грязной маслянистой пене - жалкие краткий некролог для несчастных, погибших при взрыве, когда развалился прочный корпус. Во всяком случае, не было времени ни оплакивать Дитриха и его команду, ни собирать обломки. Краткая запись в журнале отмечает их смерть: «29 августа 1918 г., 4:26 утра: немецкая подлодка U117 потоплена конвойным сопровождением ок. 32°46' и 28°17'. Большие пятна горючего, пузырьки воздуха и обломки. Выживших нет». Затем мы снова занялись собственным спасением.

Лодка могла ползти на одном дизеле, но она по-прежнему ужасно протекала и, конечно, была не в состоянии нырнуть в случае нападения. Кроме того, мы находились более чем в восьмистах милях от Дураццо и где-то в четырехстах милях от Бейрута, ближайшего крупного порта на турецкой территории. Нет, не оставалось никаких сомнений: нужно идти в сторону Александрии и сдаться первому кораблю противника, который встретится на пути. В помощь дизелю правого борта установили парус, и мы отправились в путь.

Но так же, как рядом никогда не оказывается полицейского, когда он нужен, наши попытки сдаться в течение следующих двух дней не увенчались успехом. В тот день мы встретили вооруженную яхту на расстоянии около пяти тысяч метров и махали белой скатертью добрых десять минут. На нас не обратили никакого внимания, яхта проплыла мимо. На следующее утро появился более перспективный кандидат: британский сторожевой «Фоксглов». Он приблизился на три тысячи метров и развернулся.

Мы выпустили сигнальные ракеты, помахали белым флагом и медленно поплелись за ним. Я взял сигнальный фонарь и промигал сообщение: «Пожалуйста, остановитесь, мы хотим сдаться». Ответа не последовало. Я повторил тот же сигнал и получил ответ: «К сожалению, не можем прочитать ваш сигнал». Наступила пауза, потом - бум! свист! всплеск! Снаряд, выпущенный из их кормовой пушки взорвался по правому борту, и они стали на максимальной скорости удаляться. Все это было так нелепо, что несмотря на наше положение, мы чуть не упали от смеха.

В конце концов, к вечеру второго дня мы призадумались. Ветер нам благоприятствовал, и, похоже, никто не проявляет к нам ни малейшего интереса, так почему бы не попробовать добраться до побережья Палестины? Я сильно сомневался, что можно отремонтировать U26, не заходя в док, но, по крайней мере, мы могли бы вернуться домой сухопутным путем из Константинополя. В результате вечером 31 августа мы оказались в непосредственной близости от минных полей перед портом Хайфы и представились по-французски подозрительно косящемуся на нас молодому лейтенанту, командующему турецким сторожевым катером. Неприятное чувство — смотреть на ствол пушки шестисантиметрового диаметра, с другой стороны которой стоят три турка; но как-то мне удалось объяснить, что мы союзники Османской империи, и нас должным образом провели в порт.

Хайфа в те времена совсем не походила на сегодняшний большой город. Вообще-то она оказалась немногим больше левантийской рыбацкой деревушки с плоскими крышами белых домов, гнездящимися под могучей горой Кармель. Тем не менее, там имелась каменная набережная, несколько складов и предтеча портового мола в конце ветки железной дороги из Дамаска. Большую часть населения составляли ливанцы и греки, но было и изрядное число еврейских колонистов, многих из которых привез вывезенные сюда в конце 1900-х годов из Австрии провидец Теодор Герцль. На другом берегу бухты стоял замок крестоносца Святого Иоанна из Акры, место знаменитой высадки британских и австрийских моряков в 1840 году.

Но, несмотря на великолепное расположение и чудесное перспективы развития, Хайфа не много могла предложить искалеченной австро-венгерской подводной лодке в первые дни сентября 1918 года. Наши турецкие хозяева потеряли к нам всякий интерес, как только мы причалили: им хватало собственных проблем на южном фронте. Что касается немецких союзников, их присутствие в Хайфе было ограничено аэродромом за городом и ржавеющим торговым пароходом «Уккермарк», который нашел здесь убежище в 1914 году и теперь стал плавучим складом. Немцы посочувствовали, но предложили лишь воспользоваться мастерской на борту своего корабля. Я телеграфировал в Вену сразу по прибытию и запросил новый левый винт для U26. На этом этапе войны я мог с таким же успехом попросить прислать апостольскую корону Святого Стефана. Я сомневался даже, дошла ли телеграмма.