Аврора Флойд - [32]

этому верить.

Глава VIII БЕДНЫЙ ДЖОН МЕЛЛИШ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ОПЯТЬ

Джону Меллишу очень надоел Париж. Лучше любовь и кусок черного хлеба на чердаке, чем дорогая пища в высоких салонах первого этажа, подаваемая раболепными слугами, сдерживающими улыбку над нашим французским произношением. Ему страшно надоела улица Риволи, позолоченная решетка тюильрийского сада и безлиственные деревья за нею. Ему надоела площадь Согласия, Элисейские Поля и стук копыт конвоя, окружающего императорский экипаж, когда Наполеон Третий, или императорский принц выезжали кататься. Ему надоели широкие бульвары, театры, кофейные, перчаточные магазины — надоело стоять перед окнами брильянтщика в улице Мира и воображать Аврору Флойд в бриллиантах и жемчужных диадемах, разложенных там. Он серьезно думал иногда купить жаровню и угольев и спокойно задушиться в огромной позолоченной зале в гостинице Мёриса. Какая была ему польза в его деньгах, в его собаках, в его лошадях, в его обширных десятинах? Все это не могло ему купить Аврору Флойд. Какая польза была ему в жизни, если дочь банкира отказывалась разделить ее с ним?

Вспомните, что этот высокий, голубоглазый, кудрявый Джон Меллиш был с колыбели избалованным ребенком — избалован бедными родственниками и приживалками, слугами и льстецами; с первого часа до тридцатого года своей жизни — и ему казалось так тяжело, что эта прелестная женщина не будет принадлежать ему.

Половину своего горя он вылил на своего камердинера до того, что тот опасался одного звука имени мисс Флойд и сказал своему товарищу по секрету, что его барин «до того вопил об этой молодой женщине, которой он делал предложение в Брайтоне, что с ним терпения никакого нет». Конец всему этому был тот, что в один вечер Джон Меллиш вдруг приказал собираться в дорогу и рано утром уехал по Северной железной дороге.

Естественно было предположить, что мистер Меллиш прямо поехал в свою деревню, где у него было так много дела; но, вместо того, он прямо отправился в Бекингэм. Арчибальд Флойд, ничего не знавший о предложении этого молодого йоркширца и об отказе, полученном им, дружелюбно пригласил его в Фельденское поместье. Зачем ему не поехать туда? Только чтобы сделать утренний визит гостеприимному банкиру, а не видеть Аврору, только подышать тем воздухом, которым дышит она, прежде чем он отправится в Йоркшир.

Разумеется, Джон Меллиш ничего не знал о счастьи Тольбота Бёльстрода, и одним из главных утешений его изгнания было воспоминание, что этот джентльмен потерпел такое же крушение, как и он.

Его повели в бильярдную, где он нашел Аврору Флойд, сидящую за столиком около камина. Она снимала карандашом копию с гравюры одной картины Розы Боннер, а Тольбот Бёльстрод сидел возле нее и приготовлял ей карандаши.

Мы чувствуем инстинктивно, что мужчина, который чинит карандаши, или держит моток шелку на своих распростертых руках, или носит болонок, манто, складной стул, или зонтик — «помолвлен». Даже Джон Меллиш это знал. Он вздохнул так громко, что этот вздох был услышан Люси и ее матерью, сидевшими у другого камина — этот вздох походил на стон — а потом протянул руку мисс Флойд. Тольботу Бёльстроду он руки не протягивал. Смутное воспоминание о римских легендах носилось в его голове, легендах о сверхъестественном великодушии и классическом самоотвержении; но он не мог пожать руку этому черноволосому корнваллийцу, если бы даже обладание меллишским поместьем зависело от этой жертвы. Он не мог этого сделать. Он сел за несколько шагов от Авроры и ее жениха, вертя шляпу в своих горячих, нервных руках до тех пор, что поля совсем приплюснулись; он не имел силы произнести ни одной фразы, даже сделать какого-нибудь замечания о погоде.

Это был большой, избалованный тридцатилетний ребенок, и я боюсь, что если сказать суровую правду, то он видел Аврору Флойд сквозь туман, портивший блестящее личико в его глазах. Люси Флойд поспешила к нему на помощь, взяв на себя представить его своей матери, и добродушная мистрисс Александр была в восторге от его чистосердечного, прекрасного английского лица. Ему посчастливилось стать спиною к свету, так что ни одна из дам не приметила этого странного тумана в его голубых глазах.

Арчибальд Флойд не хотел слышать, чтобы гость его уехал в этот вечер, или на другой день.

— Вы должны провести с нами Рождество, — сказал он, — и Новый Год, прежде чем воротитесь в Йоркшир. В это время ко мне съедутся все мои дети, это единственное время, когда Фельден походит на дом старика. Ваш друг Бёльстрод остается у нас (Меллиш вздрогнул, услышав это известие), — и если вы откажетесь присоединиться к нам, это будет не по-дружески.

Как жалкий трус должен был быть этот Джон Меллиш, если принял приглашение банкира и позволил камердинеру мистера Флойда отвести его в приятную комнатку за несколько дверей от комнат, занимаемых Тольботом! Но я сказал уже прежде, что любовь — страсть трусливая; она похожа на зубную боль, самые храбрые, самые сильные изнемогают от нее и громко стонут от боли.

Джон Меллиш согласился остаться в Фельдене и в сумерки вошел в уборную Тольбота упрекать капитана в вероломстве. Тольбот употребил все силы, чтобы утешить своего унылого гостя.