Авоська с Алмазным фондом - [2]

Короче, я с легкой душой дал Софье номер ее телефона. Ника начала ходить к Баринову, несколько раз благодарила меня за хвалебную рекомендацию. И что получилось? Как мне теперь объясняться с Соней?..

Я встал, чтобы взять ключи от машины, и тут раздался звонок в дверь. Часы показывали четверть шестого – для Макса рано. Весьма удивленный, я поспешил в прихожую, увидел на экране домофона мужчину в очках в золотой оправе, решил, что он просто ошибся квартирой, и спокойно произнес:

– Добрый день. Вы к кому?

– Госпожа Адилье с визитом к господину Подушкину, – голосом глашатая, читающего на площади королевский указ о повышении налогов, возвестил незнакомец.

Я опешил.

– Что, простите?

Говоривший неожиданно пропал, перед моим взором появилась лохматая рыже-белая собачья морда, из ее пасти вдруг понеслось сопрано Николетты:

– Хватит идиотничать, Вава, немедленно открой!

Я потряс головой. Иван Павлович, голубчик, может, тебе не стоило пить зеленый чай, привезенный Максом из Голландии? Вероятно, в него подмешали некий разрешенный в этой стране ингредиент и теперь у меня глюки?

– Вава! – заорала псина. – Выйди из тьмы, очнись! Выпади из Древнего Египта или Рима, отшвырни том Сократа, вернись к действительности! Вот всегда так: когда я умираю в нечеловеческих условиях, от тебя не дождаться помощи…

Вздрогнув, я нажал на кнопку, открывающую дверь парадного. Конечно, я обязан радоваться встрече с маменькой, непочтение к родителям – смертный грех, но я никак не ожидал, что Николетта приедет сегодня. Что за мужчина вместе с ней? Мне почудилась собачья морда на экране домофона или я реально ее видел?

Распахнув дверь на лестницу, я отступил на шаг. На площадке вздымалась гора чемоданов, около нее, склонив голову, стоял все тот же человек в очках. Без тени улыбки на лице он произнес:

– Добрый день, господин Подушкин. Куда прикажете поместить багаж госпожи Адилье?

– Багаж госпожи Адилье? – переспросил я, ощущая, как начинает холодеть спина. – А зачем мама привезла столько баулов?

Двери лифта раскрылись, из кабины выпорхнула, как всегда, идеально причесанная, умело накрашенная и модно-дорого одетая Николетта с привычными словами:

– Вава, прекрати задавать глупые вопросы! Подвинься!

Я посторонился.

Маменька вихрем влетела в мою квартиру, пронеслась по коридорам, встала посреди гостиной и заорала:

– Борис, сюда! Пусть люди немедленно передвинут мебель. Уродский диван вон! Вава, как тебя угораздило купить это чудовище, утыканное стразами? Это кухаркина красота, блеск и мрак куртизанок…

– Блеск и нищета куртизанок, – машинально поправил я, – именно так Оноре де Бальзак назвал свой роман.

Маменька попыталась поднять брови, но обколотый ботоксом лоб помешал ее маневру.

– Вава, не умничай! При чем тут книги? Я говорю о софе! Она отвратительна, помпезно ужасна. Глаза сводит судорогой при взгляде на этого монстра.

Я открыл рот, но тут же догадался его захлопнуть. Иван Павлович, тебе еще рано отправляться к праотцам, а если напомнить Николетте, что сей жуткий диван – ее собственный подарок сыну, то ты рискуешь не дожить до встречи с Максом, Воронов найдет в гостиной твой хладный труп. В некоторых ситуациях лучше молчать и светски улыбаться. Но вам-то я скажу правду: когда некоторое время назад я увидел, какое ложе преподнесла мне матушка, не знал, как реагировать. В последний раз она баловала любимое чадо презентом лет эдак… Хм, не помню, давно сие было, вроде я ходил тогда в третий класс. С чего это Николетта спустя не один десяток лет решила осчастливить своего взрослого сына красным диваном, густо утыканным осколками бутылочного стекла? Простите, но мне совсем не хочется подробно вспоминать ту историю[1].

– Удалите китч во двор и разрубите топором, – завершила свое выступление Николетта.

– Будет выполнено, – почтительно ответил Борис.

– Кровать поставить у стены, – распорядилась маменька, – распаковать все, разложить, купить шкаф… Неужели тебе непонятно, как действовать? Почему я горло надрываю?

– Не извольте беспокоиться. Разрешите вам кофе заварить? – осведомился Борис.

– Ступай, – милостиво согласилась Николетта.

– Гав, гав, гав, – раздалось из коридора, и в гостиную влетела рыже-белая дворняга размером с карликового пуделя, которая тут же напрудила лужу на паркете.

Глава 2

Не знаю, что поразило меня больше: присутствие пса в доме или его наряд. На собачонке были лаковые ярко-голубые ботинки, синий свитер в полоску с белым воротником (кажется, такой называют матроской), шею украшал кожаный ошейник с золотыми клепками и бубенчиком, который издавал противное треньканье.

– Это что? – изумился я. – Вернее, кто? Откуда он взялся? Может, с лестницы забежал? Но в подъезде ни у кого собак нет.

Маменька схватила вертлявую шавку и принялась осыпать ее поцелуями.

– Зайчик, котик, ангелочек мой. Вава, это Иоганн Вольфганг… э… э… Борис!

– Гёте, – машинально завершил я, – так звали великого немецкого поэта.

– Кличка пса Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше, – уточнил Борис.

Собака залаяла.

– Ути, мой лапочка! – умилилась Николетта.

Я опешил. Людвиг Ван Иоганн? Ничего себе сочетание… Так и тянет сказать – Людвиг Ван Бетховен. А к Иоганну Вольфгангу хочется добавить фамилию Гёте. Цезарь – это скорее всего Гай Юлий, древнеримский государственный деятель, полководец. Марк Юлий Брут прославился как убийца Цезаря. При его упоминании сразу напрашивается вопрос: «И ты, Брут?» Фридрих Ницше – немецкий философ. Кто догадался соединить все эти имена в кличке пса?