Авиаторы об авиации - [6]

В этих словах — ключ, в значительной степени объясняющий притягательную силу авиации для Экзюпери, которого, вообще говоря, трудно было отнести к числу людей, «рожденных летать», и каким был, например, его друг Гийоме — крестьянский сын, с четырнадцати лет бредивший самолетом и ставший впоследствии одним из выдающихся французских летчиков. Экзюпери несколько раз в своей жизни бросает и вновь начинает летать: сначала — в поисках подходящей, «обеспечивающей приличный заработок» профессии, второй раз — стремясь к источнику новых впечатлений, необходимых ему как писателю («Прежде чем писать, нужно жить», — говорит он в связи с этим), и, наконец, в третий и последний раз — во время второй мировой войны — в благородном стремлении внести свой личный вклад в борьбу с врагами Франции и всей человеческой цивилизации.

Едва ли не все исследователи творчества и биографии Сент-Экзюпери не обходят молчанием тот факт, что линейные пилоты, коллеги Экзюпери, принимали его как летчика не совсем всерьез. Признавая за ним незаурядное личное мужество, они все-таки считали пребывание писателя на летной работе случайным, расценивали его как любителя, дилетанта и не слишком удивлялись регулярно приключавшимся с ним авариям. Литературные критики наших дней находят, что такое мнение летчиков было несправедливо.

Вряд ли есть смысл возвращаться к обсуждению этого вопроса. Какой ответ на него ни дай, все равно — не летная деятельность Экзюпери сделала его в памяти людей человеком по-настоящему замечательным.

* * *

Для понимания морального и гражданского облика нашего современника одним из надежнейших пробных камней может послужить его отношение к войне. У Экзюпери это отношение претерпело очень показательную трансформацию. Чуждый какой бы то ни было воинственности, он был с юности убежденным антимилитаристом. «Война — не настоящий подвиг, — пишет он. — Война — это суррогат подвига. В основе подвига — богатство связей, которые он создает, задачи, которые он ставит, свершения, к которым побуждает. Простая игра в орла или решку еще не превратится в подвиг, даже если ставка в ней будет на жизнь или смерть. Война — это не подвиг. Война — болезнь. Вроде тифа».

Казалось бы, в этих словах — четкая позиция пацифиста. Но, оказывается, только в словах.

Как только начинается вторая мировая война, Экзюпери решительно меняет точку зрения: «Нужно, чтобы то, за что умираешь, стоило самой смерти», — говорит он. И не ограничивается декларациями, а предпринимает все возможные шаги, использует все связи, лишь бы добиться назначения на летную боевую работу в действующую армию. В письме к подруге он пишет: «Когда в Провансе (на родине автора. — М. Г.) лесной пожар, все, кто не сволочь, вооружаются ведром воды и киркой. Я хочу участвовать в войне во имя любви к людям... Я не могу не участвовать...» В другом письме, относящемся к тому же времени, Экзюпери говорит: «Ты хорошо знаешь, что я не люблю войну, но для меня невыносимо оставаться в тылу, когда другие рискуют жизнью».

И сорокалетний летчик добивается своего: получает назначение в эскадрилью разведчиков — ту самую эскадрилью 2/33, которая летом сорокового года за три недели боев потеряла семнадцать экипажей из двадцати трех!

«Есть ли смысл обрекать на гибель экипаж ради сведений, которые никому не нужны и которые, даже если кто-нибудь из нас уцелеет и доставит их, никогда и никому не будут переданы?» — спрашивает Экзюпери. Но спрашивает уже потом, в «Военном летчике», а пока боевые действия продолжаются — воюет. Воюет так, что командир части майор Алиас говорит: «Он не отвиливает ни от какого риска. Всегда впереди! Всегда готов на все!» — и с сожалением добавляет: «Но не могу поручить ему командование эскадрильей. Представляете, что бы он потом писал в рапорте!» Кстати, как показывает опыт войны — и не только во Франции, — это почти правило: лучше всего воюют не те, кто в мирное время больше всего говорил о своем горячем стремлении громить врага, а те, кто видел в войне тяжелое, страшное, кровавое, но неизбежное дело, которое никто вместо них — ответственных за судьбу своей семьи, своих друзей, своего народа — не сделает.

После разгрома Франции, находясь в эмиграции, Экзюпери продолжает упорно стремиться к тому, чтобы воевать против фашистской Германии с оружием в руках. Много раз израненный, уже в немолодом для летчика возрасте, при всех своих разногласиях с руководством французской эмиграции (достаточно сказать, что последние публицистические произведения писателя были под запретом на территории, подвластной генералу де Голлю) — он добивается назначения в ту же эскадрилью 2/33, в которой четырьмя годами раньше начинал воевать. Теперь он видит в этом полный смысл, видит единственную возможность реально помочь освобождению своей страны.

31 июля 1944 года Экзюпери не вернулся с боевого задания. Война в конечном счете оказалась для него — как и для многих миллионов других людей — не «суррогатом», а подлинным подвигом, в самом полном и высоком смысле слова.