Авианосцы адмирала Колчака - [10]

Брусилов не ждал, что австро-германская эскадра приведет конвой с десантом к южным российским берегам. У Франца-Иосифа сухопутных сил в недостатке, да и мобилизация не закончена. Но если их флот пройдется огневым шквалом по русским укреплениям в Галлиполи и триумфально вступит в какой-нибудь турецкий порт, у османских правителей изрядно прибавится решимости принять сторону центральных держав. Посему Алексей Алексеевич срочно связался с Колчаком. Против Румынии и Турции, ежели они ошибутся и поставят на Германию, в Черном море хватает кораблей. И Дарданеллы перекрыть не сложно. Наиболее уязвимое сейчас побережье — эгейское.

Затем командующий Южным фронтом отправил сообщения союзникам. Линейные корабли и броненосные крейсера есть у англичан на острове Гекчеада, подаренном британской короне в знак доброй воли по итогам войны 1879 года. Новейшие французские корабли базируются в Марселе. Выход в море вражеской армады — редкость, а в порту их не достать. Чем не случай отличиться в большой морской битве, устроить второй Трафальгар?

Самое страшное в войне коалиций — довериться ненадежному союзнику в деле, которое можешь осилить сам. Оттого русская армада, сопроводившая десант к Варне, усилилась отрядом, составленным из японских трофеев, и снова отправилась в поход, проследовав через Босфор и Дарданеллы. Морской путь, о владении которым мечтали тысячу лет, впервые пропустил надводную эскадру под Андреевскими флагами для фактических действий в Средиземном море, а адмирал Колчак нарушил главную заповедь — командовать издалека — и занял место на мостике «Императрицы Марии».

Когда на правом траверзе флагмана показался порт Гелиболу, адмирал получил сообщение по радио. Германо-австрийский флот обогнул Грецию и взял курс на северо-восток, к российским берегам. Британское адмиралтейство выслало навстречу VIII эскадру.

— Прибавим ход, ваше превосходительство?

Александр Васильевич понял, что имеет в виду командир линкора. Корабли в группе движутся со скоростью наименьшего из них. Капитан «Марии», как и многие другие на Южном флоте, со скепсисом относился к плавучим аэродромам, считая их невинной блажью командующего. Однако из-за барж эскадра еле тянется. Германцы с австрийцами или уйдут, или достанутся британцам.

Как всегда во время принятия нервных решений, заныло поврежденное колено. Адмирал растер его и постановил:

— Авианосцев бросать не будем, Евгений Петрович. Они — наши глаза и уши. К тому же из Седулбахира навстречу австрийцам вышли наши подлодки. Вы же знаете, для них семнадцать узлов — предел. И последнее. Есть у меня предчувствие, весьма тревожное. Нам с той эскадрой — как ни крути — встретиться придется, хочется или нет.

У южной оконечности Галлиполийского полуострова корабли получили с лихтеров запасы воды и угля. Для непосвященных сия операция кажется обыденной и несложной. А для матросов она вылилась в полусуточный аврал. Тысячи тонн топлива, перегружаемых с лихтеров, переносились вручную, в мешках, при самой мизерной механизации процесса. Не вступая в бой, эскадра потеряла шесть человек умершими, некоторая часть моряков заболела. Легкие остальных остались забитыми угольной пылью, вызывая кашель с мокротой антрацитового цвета. В такие дни матросы с броненосцев завидовали подводникам. Дизтопливо в субмарины поступает по шлангам, подплав не знает праздника угольной погрузки.

Пополнив припасы, эскадра отправилась в Эгейское море. Цвет воды изменился сразу, а вместо спокойных волн Дарданелл «Императрицу» окатили валы, разогнавшиеся на просторах Средиземноморья.

Посыпались сообщения от подводников. Субмарины минули Лемнос, но в поле видимости попали лишь британские корабли, которые и ретранслировали радиограмму.

Первым дымы австро-германской эскадры заметил вахтенный офицер русской подводной лодки «Омуль» к югу от греческого острова Айос-Эфстратиос. В эфир тут же полетели точки-тире морского кода, а сигнальный фонарь заморгал в беззвучном разговоре с «Аллигатором», следовавшим чуть севернее.

Старший лейтенант Николай Николаевич Ильинский, отличившийся на «Афалине» — убийце британского «Дредноута», приказал повторить радиограмму. С японской войны он не слишком доверял добрым отношениям с англичанами. От них можно ждать любой подлости, а уж заявления — мол, не весь текст приняли — запросто. «Омуль», большой океанский крейсер надводным водоизмещением в тысячу тонн и с шестью торпедными аппаратами в носовой части, продолжил сближение с противником.

— Засекут наши переговоры, Николай Николаевич, — промолвил глазастый гардемарин, первым углядевший австрийцев и не отрывавший бинокль от глаз.

Лодка неслась полным ходом, то зарываясь хищным носом в эгейские волны и подставляя рубку под их ладони, то выскакивая на пенистые гребни. Каждая крупная волна накрывала палубу, скрывая орудие, и разбивалась о надстройку, осыпая подводников мириадами теплых брызг.

— Трусить изволите? — Ильинский сочно затянулся трубкой, переняв манеру у знаменитого Конрада Ланге, бывшего командующего подплавом. — Право, не стоит. Они и первую нашу передачу поймали. Так что знают — обнаружены, а вокруг наши лодки снуют. Сблизимся, посчитаем дымы, снова передадим сообщение. А там, бог даст, пощиплем слегка за немецкие бока. Не отчаивайтесь, Павел. Когда эскадра строем несется, им не до беготни за лодкой. Эсминцы да легкие крейсера заход глубинными бомбами сделают — и снова в строй. Знают, что мы за ними не угонимся.