Авиакатастрофы и приключения - [18]

– Неужели на мари? – делюсь мыслями с Анатолием.

– Да он хоть куда заберется, этот Коржов, – невозмутимо отвечает Анатолий.

Сквозь дымку слабо просматривается ровный след и что-то черное у кромки леса.

– Они! – радостно кричу я.

– Да нет, Петрович, это след сохатого, он сам стоит в лесу, – отвечает Анатолий.

– Вчера его здесь не было, откуда он мог притащиться сюда? – размышляю я.

Конечно, когда хочется найти самолет, можно принять все, что угодно, за искомый объект, это известно каждому. Все же слишком ровный и прямой след, не может быть, чтобы это был сохатый. Убираем газ и пикируем вниз сквозь плотные слои дымки. Ветер, как с цепи сорвался, треплет самолет, выворачивает руки. Да и самолет наш, кажется, висит на месте. Но вот слои дымки пробиты, и с высоты 600 метров отчетливо видим самолет, и копающийся под ним экипаж. Тут же передаем в Охотск, чтоб успокоить всех. Сами в вираже продолжаем осматривать место происшествия.

Самолет веревкой привязан к толстому дереву, черные комочки у хвостовой части самолета. Все ясно! Наша эпопея повторилась. Подходим ближе, теперь и они нас заметили: забегали, машут руками. Кто-то бросился в кабину самолета. Охрипшим голосом Коржов кричит по УКВ, украшая речь самыми доходчивыми словами:

– Уходите отсюда немедленно, чтоб вашего духа не было, сами выпутаемся, тут место такое, только на бульдозере летать можно!

– Что случилось? – спрашиваю.

– Глубокий снег, метра полтора, под снегом кочка с метр и кустарник. Лыжонок на пробеге уперся в кочку, стал вертикально, проломил фюзеляж, и в таком положении заклинил намертво. Самолет хвостовой частью оказался как ломом к земле прибит, – объяснил Николай Григорьевич. – Вот уж полдня рубим фюзеляж, думаем вырубить лыжонок, но топор, как мяч отскакивает от фюзеляжа. Тут мороз -52 градуса и ветер метров 18 в секунду. Не вздумайте садиться, а то еще хуже будет. Мы как-нибудь сами…

Последние слова были произнесены горестно и еле слышно. Мы выполнили вираж в узкой горловине долины на малой высоте и ушли по распадку далеко в сторону моря, может потому и слышимость уменьшилась. Доложили в Охотске, что самолет нашли и будем садиться где-то поблизости для оказания помощи.

– До вылета, – бодро ответил диспетчер.

– Что будем делать? – спрашиваю экипаж. Ведь за самоуправство отвечать придется всем вместе.

– Конечно, надо садиться, – в один голос отвечают оба Гришко.

– Молодцы, ребята, – хвалю их про себя, – настоящие мужики.

– Может на реке где примостимся? – предлагает Анатолий.

– А если под лед рухнем? – спрашивает Володя, – вон сколько промоин! Тогда нас Самсонов повесит!

Самсонов Анатолий Сергеевич – командир отряда и бояться его надо. Взгреет он нас за всю самостоятельность, это точно.

Да, положеньице! Надо осмотреть досконально местность в радиусе 2-3 километра, от самолета Коржова, дальше не дойдем, замерзнем!

Снова выныриваем из ущелья и проносимся над самолетом: подходящего ничего нет. Везде разломы, бугры льда, промоины, коряги, высоченные ели. Принимаем решение садиться в следы Коржова. Анатолий выпускает закрылки и медленно крадется к началу следов. Сейчас он держит ответственный экзамен. Это его первый самостоятельный подбор площадки. Я молчу, не мешаю, да и необходимости нет. Толя ювелирно усаживает самолет в следы, и почти, на месте останавливается. Ветер строго в нос. Самолет раскачивается, как бы танцует от радости. Гора свалилась с плеч.

– Толя, держи самолет на газу, а мы на помощь к Коржову, – напутствую друга и командира. Открываю дверь, ветер с силой хлопает так, что сбивает с ног. Прыгаю в снег и по самую грудь тону в нем. Ну чем не пух! Разгребаю руками песок и плыву, в нем, по-другому и не скажешь, огибая левое крыло самолета, в сторону следов. За мной плывет вся группа. Выбираемся на лыжню и уже быстрее спешим к Коржову, Коля бросается в объятия.

– Ну, черти, ну молодцы, и как вы додумались нас найти? – радуется Коржов. На глазах слезы, то ли от радости, то ли от мороза. Рядом стояли почерневшие Геннадий Майков и Валерий Муратов, отрешенно прислонившись к фюзеляжу. Левый борт раскурочен, но до вырубки лыжонка далеко. Решаем поднять хвост самолета и выбить лыжонок. Под вой ветра вдевятером хватанули самолет вверх и… О чудо! Лыжонок вместе с хвостовой установкой вываливается и падает в снег.

– Что значит сила! – восхищается Коржов.

– Оттираем руки и щеки, – командует Петр Пинчук.

Бросаемся в тесный кружок и оттираем руки и щеки, а чуть согревшись решаем: как же развернуть самолет? Ведь он стоит в пяти метрах от деревьев. Пилить не долго, но опасно, дерево может ветром бросить на крыло.

– И зачем ты сюда заехал? – спрашиваю Коржова.

– Хотел вырваться, применял все законы физики, которые учил в школе, но ветер и рыхлый снег не дали выполнить задуманное и, получилось, что навредил себе еще больше, – смеется Коржов.

– Все веревки па левую плоскость, будем крутить влево, – командую бригаде.

– Давайте! – крикнул Коржов на ходу и нырнул в кабину. Он быстро запустил двигатель, а мы как клещи уцепились за веревки и кронштейны, готовые удержать самолет. Взревел двигатель и вся бригада утонула в вихре снега, летящего из-под винта. Протащив нас метров десять, самолет начал уверенно разворачиваться влево. Стараясь перекричать рев двигателя, командую: