Авиация и космонавтика 2010 04 - [14]
О парашютной подготовке летчиков-истребителей. Мне кажется, я понимаю, почему отец 19 августа 1941 г. не воспользовался парашютом, а пошел на смертельно опасную и, думаю, безрассудную ночную посадку вне аэродрома. Он всегда с удовольствием вспоминал полеты на планере, и с неприязнью – о двух парашютных прыжках, которые пришлось совершить в соответствии с учебным планом. Не любил он это дело – прыжки с парашютом.
Один из лучших летчиков 34-го ИАП С.И. Платов
В разделе летной книжки «VI. Прыжки с парашютом (ознакомительные, тренировочные, вынужденные и др.)» в графе «Количество выполненных прыжков ко дню заведения летной книжки» гордо, но одиноко стоит цифра «2». Далее следует несколько страниц, рассчитанных, судя по их разграфке, на записи о десятках парашютных прыжков владельца летной книжки, которые до конца летной жизни отца оставались девственно чистыми.
Известно, что летчики-истребители должны систематически выполнять тренировочные прыжки с парашютом, но отец каким-то образом их избегал. Повторюсь – не любил он это дело, зато компенсировал его беззаветной, начиная с войны и на всю оставшуюся жизнь, дружбой с парашютистом-профессионалом Николаем Сергеевичем Кулавиным.
Хорошо его помню. Невысокого роста, но как будто налитой силой со стальными мышцами, спокойный, невозмутимый и без одного глаза, потерянного при ужасных обстоятельствах. Осенью и зимой 1941-1942 гг. на аэродроме Внуково он был инструктором у десантников-диверсантов, которых выбрасывали на парашютах в немецкий тыл. Однажды, с этой целью он вылетел во второй кабине У-2 с таким диверсантом на коленях. Разорвавшийся зенитный снаряд разбил голову этому диверсанту и осколок его черепа выбил Кулавину глаз. Тем не менее он долгие годы продолжал свои парашютные занятия и в 50-х был даже призером первенства Вооруженных Сил по парашютному спорту.
Тем временем, судя по летной книжке, после очередного боевого вылета с аэродрома в Ржеве (1.09.41, МиГ-3, патрулирование, 1 полет, 1 час 38 минут), настал двухнедельный перерыв в полетах. Вспоминая рассказы отца, думаю, что это связано со следующими обстоятельствами.
К концу августа ряд пилотов эскадрильи оказались «безлошадными» – потеряли свои самолеты в результате немецкой штурмовки аэродрома и в ходе воздушных боев. Один из них, друг отца Сергей Платов ходил за ним по пятам:
– Жора, дай слетаю на твоем самолете, ну, что тебе, жалко?
Отец, посмеиваясь, рассказывал: «Да не жалко было. Но немец подходил все ближе к Ржеву и мы со дня на день ждали приказа вернуться во Внуково. Если у тебя есть самолет, то через час будешь дома, а нет – неделю надо топать, и не факт, что дойдешь». Однако Платов в конце-концов добился своего и улетел на боевое задание на самолете отца. Вернулся он к вечеру без самолета.
А на следующий день приказ: эскадрилье возвращаться в полк на аэродром Внуково. Кто мог – улетел. Остались техники и «безлошадные» летчики, которым выдали винтовки-трехлинейки образца 1891 года. Карманы регланов набили винтовочными патронами и гранатами. Перед уходом решили уничтожить аэродромные объекты, чтобы не достались немцам, заложили под них оставшиеся ящики с боезапасом и подожгли. Однако не учли, что в этих ящиках были и реактивные снаряды РС-82, которые неожиданно начали летать по аэродрому. Пришлось залечь, чтобы переждать этот «артобстрел».
Получив, таким образом, боевое крещение на земле, двинулись на восток по дороге в Москву. Километров через тридцать переправились через Волгу и, решив, что хватит отступать и надо дать немцам бой, залегли на ее высоком берегу. Вскоре на противоположный берег выкатились немцы на мотоциклах. Дружный залп трехлинеек, и след их простыл. Боевому воодушевлению не было предела. Но, оказалось, это был головной дозор части, танки которой вскоре появились на берегу реки и ударили из пушек. Аргумент был веский и, поняв, что с трехлинейками этот рубеж не удержать, летно-техничес-кий состав эскадрильи продолжил движение на восток.
Отец редко вспоминал этот переход и, как всегда, со смехом и шутками, но чувствовалось, что досталось изрядно: хаос отступления, обстрелы, убитые и раненые, которых приходилось нести на себе, другие пехотные «прелести». Немцы, зачастую, катили по дороге, обгоняя их, «драпавших», по словам отца, параллельно этой дороге по оврагам и буеракам. Однажды, смертельно устав от круглосуточного марша, он сам чуть не погиб, попав в кромешной ночной темноте под колеса какой-то военной техники.
Спустя более полувека, я зимой был на охоте в Калининской области и по местному радио услышал, что власти Ржева выделяют немцам три гектара для перезахоронения погибших там солдат вермахта. Вернувшись, сообщил об этом отцу и напомнил о том, как ему с друзьями досталось в 41 -м году от немцев в районе Ржева. Ожидал его возмущения и негодования, но он вдруг рассмеялся: «Три гектара маловато. Когда мы весной 43-го снова прилетели на аэродром Ржева, сразу после его освобождения, там везде грудами лежали трупы немцев. Ты не можешь себе представить, сколько их там наши перебили».
В конце концов остававшаяся в Ржеве часть эскадрильи 34-го ИАП прибыла во Внуково. А.Н. Шокун первым делом повел вернувшихся летчиков своей эскадрильи в столовую, во дворе которой сидел начпрод. Перед ним стояла тарелка с блинами и большая миска, полная сметаны. Он обедал. Шокун обратился к нему:
