Август - [7]

Август заметил это явление и был не на шутку встревожен. Он знал, что жизнеспособны только общества, где крепка семья и сильны моральные устои. Вот почему он стал строго выговаривать своим ветреным подданным и напоминать о римских доблестях времен Республики. Можно себе представить, какой горькой насмешкой звучали эти слова для римской аристократии, которую он поработил и превратил в придворных. Чтобы посмеяться над лицемерным правительством, они стали бравировать своим развратом. Нечто подобное было в России в конце царствования Александра I. Тогда Пушкин и его молодые друзья открыто бросали вызов ханжескому правительству. Сходство это очень хорошо ощущал сам Пушкин. Он постоянно сравнивал себя с Овидием. Молодые аристократы собирались в блестящем салоне Юлии. Овидий сделался центром оппозиции. Они изощрялись в колких эпиграммах по адресу правительства и тосковали по республике.

И тогда Август прибег к крайним мерам. Он издал знаменитые законы против безнравственности. Они сурово карали не только прелюбодеев, но мужа, если он не доносил о случившемся правительству и покрывал разврат. Законы, как и следовало ожидать, вызвали бурю возмущения. С негодованием вспоминали, что сам принцепс — прелюбодей, говорили, что он в связи с женами чуть ли не всех своих друзей. Тацит, сам поклонник древних нравов, никогда не прощавший безнравственности и разврата, резко осуждает законы Августа. Он говорит, что принцепс зря ссылался на предков — они никогда подобных законов не приняли бы. И ядовито прибавляет, что смешно было называть обычные любовные интрижки громким именем святотатства, оскорбления величия и превращать в политические дела (Ann., III, 24).

Юлия и ее любовники выразили свое отношение к закону тем, что стали устраивать оргии чуть ли не на том самом месте, где принцепс публично объявил на весь Рим свои законы. За это она страшно поплатилась. Но принцепс, неужели он, наделенный таким умом, не понимал, что не законами можно поправить пошатнувшуюся нравственность?

Старость Августа Тацит рисует грустно. Он ослабел и телом и душой. Несчастья семьи его подкосили. Его терзают тяжкие недуги. Он стал уже жалеть о своей суровости. Тайно виделся он с опальным внуком, обнимал его и плакал. Но втайне от Ливии.

Почти все его потомки были в могиле. И он назначил наследником Тиберия. Перед смертью у него было ужасное видение — он жалобно кричал в бреду, что какие-то сорок молодцов тащат его куда-то (Suet. Aug., 99). Быть может, его больному воображению представились те страшные огненные люди, которые, согласно Платону, хватают умерших тиранов и бросают их в преисподнюю?

Как только принцепс испустил дух, Ливия и Тиберий отдали приказ умертвить его последнего внука, Агриппу Постума, того самого, которого он недавно со слезами обнимал. Юлию, «ссыльную, обесславленную, после умерщвления Агриппы Постума (кстати, ее последнего сына. — Т. Б.) лишенную всякой надежды, Тиберий довел до смерти лишениями и медленным истощением» (Tac. Ann., I, 56). Однако и гордым мечтам Ливии не дано было сбыться. Она всю жизнь положила, чтобы добыть власть Тиберию, и именно это принесло ей несчастье. Тиберий в душе ненавидел ее, ибо она вместе с отчимом играла его судьбой. Ливия была убеждена, что будет управлять наравне с сыном. А он лишил ее всякой власти. Она впала в немилость. Последние три года ее жизни он видел ее всего один только раз. Когда же она смертельно заболела, то напрасно все время ждала сына — он так и не пришел к ее смертному одру и не простился с ней. Он не пришел и на ее похороны. Тело этой некогда столь красивой женщины «было погребено лишь много дней спустя, уже разлагающееся и гниющее». Тиберий настолько ненавидел ее память, что даже расправился со всеми друзьями и близкими, кого она любила в последние годы! (Suet. Ti., 51).

Если бы Август мог видеть будущее!.. Он увидел бы череду своих наследников одного ужаснее другого. Он увидел бы страшные пыточные камеры своего преемника Тиберия. Следующего принцепса, безумного Калигулу, который грустил лишь о том, что у римского народа не одна голова, которую можно было разом отрубить; поистине какой-то дьявольский разврат Мессалины, злодеяния Агриппины и наконец Нерона. Как же ужасно оказалось здание, которое он строил с таким трудом!

***

Этой бурной эпохе и этому загадочному правителю посвящена книга французского ученого Ж.-П. Неродо. Особенностью ее является то, что автор хочет показать нам не политика, а человека. Он хочет сорвать маску, которую всю жизнь носил этот правитель, и заглянуть ему в лицо. При этом он пишет с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Кажется, что читаешь отчет о деятельности какого-нибудь современного американского президента, а не рассказ о жизни императора, жившего две тысячи лет назад. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к Августу. Все это делает его книгу и интересной, и содержательной.

Определенным недостатком книги следует признать то, что автор не очень хорошо ориентируется в истории республиканского периода, предшествующего эпохе Августа. Особенно это относится к римской религии. Он очень плохо представляет себе римские жреческие коллегии и путает их между собой. Он плохо знает римские магистратуры республиканского периода. Естественно, он допускает подчас досадные ошибки, которые отмечены в комментариях. Иногда мы встречаемся с несколько странными утверждениями — например, что римляне в республиканское время не знали, где находится Македония. Между тем, не говоря уже о многочисленных картах, в моду вошли тогда путешествия по знаменитым городам Балкан, Малой Азии, Египта. Или, что современник Августа, Галл, был первым, который описал свои любовные переживания в стихах. Между тем знаменитейшие лирические поэты, описывавшие свои любовные муки, жили в конце Республики. Точно так же несколько странным представляется утверждение автора, что Британник и Мессалина умерли своей смертью. Британник, по словам всех античных авторов, был отравлен на пиру Нероном. Но если его смерть и можно еще как-то приписать естественным причинам — он внезапно умер на пиру, и все решили, что виной этому Нерон, — то уж в случае с Мессалиной это никак невозможно. Она была зарезана убийцей, посланным по приказу временщика ее мужа Клавдия.