Ave, Caesar! [= Аве, Цезарь!] - [14]

— Мне тоже так кажется, — согласилась Жанна. — Кроме того, открытое голосование оставляет меньше шансов интриганам. Невозможно набиваться к человеку в приятели и между делом голосовать за его казнь. Да, казнь… Ужасное действо! Может быть, вы, Василий, что-нибудь сумеете придумать?

— Мне кажется, тут и думать нечего. Правила не вынуждают нас никого казнить. Приговоренный выбывает из игры, и точка. Вовсе ни к чему устранять его физически. А впрочем, можем проголосовать. Кто считает, что казнь не нужна?

Трое подняли руки сразу: Василий и Жанна — уверенно, размашисто, Соня — незаметно, невысоко. Спустя несколько секунд медленно, как бы нехотя, поднялась рука Мадонны. Джокер и Марго воздержались.

— Что ж, нас пока большинство. Правда, двое отсутствуют, а двое, как я понимаю, могут передумать. Короче говоря, решение откладывается, — Василий встал из-за стола.

— Одну минутку! — остановила его Жанна. — У меня к вам просьба. К вам ко всем. Я хотела бы обойти остров, обследовать местность, но одна идти боюсь. Кроме того, могу напугать Иеремию или Виктора Степановича. В общем, не хочет ли кто-нибудь составить мне компанию? Желательно, чтобы нас было больше двух.

Повисла пауза, и Соня, испугавшись, что Жанну обидит общий отказ, робко предложила себя.

— Спасибо, — небрежно поблагодарила Жанна, обвела выжидательным взглядом остальных и остановила его на Василии. — Нужен еще хотя бы один желающий.

— Хорошо, — безрадостно согласился Василий. — Я готов.

Минус один

За последние пять лет Виктор Степанович пережил много скверных ночей, но минувшая побила все рекорды. Сборище подонков, в компании которых он волею случая оказался, настолько вывело его из себя, что, вернувшись к месту высадки, он раскидал аккуратно сложенный под навесом багаж, нашел заветную сумку и основательно приложился к литровой фляге. И это при том, что дал себе зарок: без крайней необходимости не пить на острове. К тому часу, когда на берегу бухты появились и деловито прошли мимо трое игроков, Василия Степановича уже основательно развезло.

— Следить за мной пришли, сволочи! — бормотал он себе под нос, извлекая из сумки пакетик арахиса, предназначенного на закуску. — Смейтесь, смейтесь! Ничего, придет еще мой черед потешаться!

Потом, как по расписанию, прошли все последующие стадии опьянения. Эйфория, печаль, вселенское одиночество. Короткий провал в сон. И, наконец, смертная тоска и страх.

На этот раз страх не был беспричинным и неопределенным, обрел вполне конкретную форму. Виктор Степанович боялся убийцы. Ему на глаза то и дело попадались подозрительные сгустки темноты, притаившиеся вокруг стоянки. В шуме прибоя настороженное ухо постоянно улавливало чьи-то шаги — то мелкие торопливые, то осторожные крадущиеся, то тяжелые размеренные. Виктор Степанович поминутно вскакивал, хватался за пистолет и даже разок случайно выстрелил в темноту.

Когда ночь пошла на убыль, он не выдержал напряжения и побрел в лес. Найдя убежище — небольшую яму, похожую на окоп, — упал ничком и разрыдался от жалости к себе. Ему вдруг стало ясно, что шансов на победу в этой варварской игре нет именно у него. Он болен и измучен, практически раздавлен злодейкой-судьбой. Его организм отравлен водкой и нуждается в отдыхе, которого не получит, потому что Виктор Степанович не может позволить себе опять уснуть. Даже если не брать в расчет киллера, остается собрание, куда нужно во что бы то ни стало явиться к полудню. А если он заснет, то наверняка опоздает. И тогда его «снимут с игры», то есть попросту ликвидируют.

К утру он допил остатки водки из фляги и продрог. Теперь поход к лагерю представлялся ему единственно верным решением. В лагере относительно безопасно, там открытое место, и киллер десять раз подумает, прежде чем нападет. Там можно поесть и посидеть у костра, не опасаясь, что тебя сморит сон.

Выстукивая зубами барабанную дробь, Виктор Степанович брел к вершине холма. Временами он спотыкался и падал, иногда его заносило в сторону, но он поднимался и упрямо продолжал свой путь. До той самой выбоины в тропе.

Заметить ее было бы сложно даже трезвому, потому что выбоина была засыпана упавшими листьями. А уж у Виктора Степановича, шагавшего вперед с пьяной целеустремленностью, не было ни единого шанса. Он ее и не заметил. Зацепился ногой и начал падать.

В тот же миг его шею захлестнула петля. А в следующий — кто-то прыгнул ему на спину и затянул петлю сильным рывком, сломавшим Виктору Степановичу шейные позвонки.

Соня ругала себя за порыв, заставивший ее вчера принять предложение Жанны. И Жанну, и Василия, похоже, тяготило ее присутствие. Во всяком случае, они почти не разговаривали ни с ней, ни между собой.

Она почему-то ждала, что этот поход объединит их, что, утомившись от ходьбы, они устроят привал и поговорят друг с другом по-человечески, расскажут о себе. Смешно! Могла бы и догадаться, что эти двое сделаны из железа. В общем, зря она пошла. Только ноги сбила.

Хотя кое-какую пользу эта вылазка все же принесла. Соня до того устала и намучилась, что уснула, едва успев застегнуть спальный мешок. И спала крепко, без сновидений до самого утра.