Авария, или В ожидании чуда - [28]

- Что делать... - Палыч посмотрел на Виктора хитрым взглядом, - вот придем в Боровой, обоснуетесь и будете жить как люди, никого и ничего не боясь, пока не случится оказия выйти к морю. Там отличные места, холодновато бывает, правда.

- А ты? - спросил Виктор. - Он приоткрыл банку с тушенкой и поставил ее на почти прогоревшее полено.

- А я домой поеду, - ответил Палыч, - не волнуйтесь, ни одна собака вас не найдет.

Палыч сосредоточенно ковырял в костре веточкой, устроившись на перевернутом ржавом ведре. Все молчали, думая каждый о своем. Марина не могла понять, почему эти совершенно чужие ей мужчины сломали свою жизнь, спасая ее. В чем была их выгода? На дураков вроде не очень смахивают. Ну, ладно еще, Виктор, ему деваться было некуда. Случайно попал в поле зрения этих уродов, когда пришел к ней домой, а Палыч? С какой стати он? Марина решила спросить напрямую.

- Палыч, скажи пожалуйста, зачем ты нам помогаешь? Тебя же наверняка уже ищут.

- Не факт. Скорее всего, никто меня не ищет, я следов не оставлял. Вероятность имеется, но маленькая. Ты Мариночка за меня не волнуйся. Посмотри на Витю - Храмов сидел с опущенной головой и смотрел на языки пламени, вырывающиеся из уже почти прогоревшего полена - как ты думаешь, могу я бросить на погибель своего друга?

Марина подперла голову ладонями и тоже уставилась на огонь. Друга? - недоумевала она, тоже мне придумали. Ну, друг, ну и что? Голову что ли подставлять за него? Откуда взялись эти люди, с такой вывернутой психологией?

Жизнь еще с её детства была такова, что надеяться приходилось только на себя. И Марина строго следовала этому правилу. Даже родители, с тех пор как она стала работать и уехала от них, вспоминали о дочери раз в год. А если бы эти ребята повели себя по-другому - сдали бы ее с потрохами? Марине было о чем подумать на досуге.

Виктор тоже думал о том, как им жить дальше. Он оглядывал свою прежнюю жизнь и ужасался, насколько убогой она была. Чего он хотел, к чему стремился? - Все пустое. Забытое ощущение полноты жизни вдруг проснулось в нем и переполнило его сознание. Ощущение конкретной ее цели, и предвкушения радости от осознания своей полезности, отбитое у него в первые же годы после войны людьми, убогими умом и духом. Теперь, несмотря на весь бедлам, творившийся вокруг, он был счастлив, Несмотря на то, что сидел в полуразрушенном коровнике, в сотне километров от цивилизации, без гроша в кармане, без дома, без имущества, преследуемый людьми, жаждущими его смерти.

У него было дело. Он спасал Марину, он решил, что она достойна спасения и теперь готов был на все ради этого. И у него был друг.

* * *

В те дни беглецы поневоле еще не знали, что там, куда они стремились, в порту, уже было пусто. Совсем пусто. Не было кораблей. Вообще ни одного, даже захудалого катерка не осталось. Здание морского вокзала стояло без стекол, с высаженными дверьми. Из окон верхнего этажа к крыше тянулись закопченные полосы, а вниз - связанные узлами шторы. Вывалившийся из окна диспетчерской стул, зацепился за раму и теперь чужеродно висел. Видимо, какой-то буйный тип метнул его в одно из должностных лиц порта.

На пирсах образовалась свалка из брошенного барахла, которое еще не успели прибрать к рукам местные бомжи, периодически шастающие по портовой территории. Скорее всего, они просто боялись. Между кучами мусора, а то и прямо на них лежали трупы. На поверхности воды плавал мусор, куски мебели и пожитки. Люди, оставшиеся в городе, преимущественно сидели по домам, они приняли решение остаться, несмотря на жуткие слухи, появившиеся накануне. Озираясь и шарахаясь от любого шума, перебежками передвигались редкие прохожие, делающие вид, что они вовсе не торопятся и ничего не боятся.

Как оказалось, за несколько дней до этого власть бежала первой, нажав на спусковой крючок стартового пистолета паники. Проснувшиеся в субботу горожане обнаружили, что местные телеканалы и радиостанции, последнюю неделю смаковавшие слухи о планируемой спецоперации, прекратили вещание. Полиция исчезла, транспорт встал. Здания госучреждений с утра оказались пустыми, работали только больницы, врачебная клятва, по всей видимости, еще не для всех стала пустым звуком. Свет пока был, но воду подавать уже перестали. К обеду магазины были либо закрыты, либо грабились, откуда ни возьмись образовавшимися бандами и проснувшимися от спячки потомственными мародерами.

На выездах из города гудели и пучились пробки, на железнодорожном вокзале скопилось несколько тысяч человек. Сообразившие, что уехать не на чем, покидали вокзал и шли вдоль путей, потому что протиснуться через площадь было уже невозможно. А желающие все прибывали. Остальной народ рвался в порт, администрация которого безуспешно пыталась навести хоть какой-то порядок. Толпы, орущие и волокущие скарб, ищущие потерявшихся детей, штурмовали суда. На причалах лежали затоптанные, на них не обращали внимания, пинали, наступали. Даже военных в городе не было, уже много лет как их выселили в отдаленные гарнизоны. Тогда власти посчитали, что земля в олимпийском городе слишком дорогая, чтобы использовать ее так бездарно.