Авантюрный роман - [16]

«Нужно желтее розовое для щек…», — вспомнилось ей. — «Ваш жанр должен быть всегда немножко „чересчур“»…

Да, вносил поправки. Значит, не был так потрясен ее красотой. А между тем — ищет ее общества, ходит за ней.

Он хочет, чтобы она была его «amie». У французов это слово имеет определенное значение. Но один раз он как-то сказал «copine» [15]… А это уже другое.

Об этом думала она, засыпая, и только на рассвете, в полусне, между сном и жизнью вдруг почувствовала как толчок в сердце:

«Этот браслет краденый!»

Но тотчас заснула снова.

Утром, выходя из дому, вынула браслет из ящика стола, куда спрятала его на ночь, долго разглядывала его, стараясь вспомнить что-то очень нехорошее, связанное с этой ночью. Но так и не вспомнила.

«Нехорошее» была та самая мысль, которая на рассвете ударила в сердце.

В ломбарде ждал ее приятный сюрприз: за браслет предложили не пятнадцать тысяч, как она собиралась просить, а сорок пять.

«Хорош комиссионер, — улыбаясь, подумала она про Гастона. — Много он в вещах понимает!»

Ей приятно было, что она обрадует его сегодня, и она с нетерпением ждала вечера и побежала в кафе раньше назначенного времени.

К ее удивлению, он сидел уже там.

— Ну, что? — спросил он вполголоса.

— Поздравляю вас! — смеялась Наташа. — Вы удивительно опытный комиссионер! Оцениваете вы замечательно верно.

Гастон посмотрел на нее испуганно:

— Вы, кажется, шутите? Неужели не дали даже десяти?

Ей стало жаль его:

— Успокойтесь, милый мальчик, ваш хороший друг умеет дела делать. Вот — получайте.

И она торжественно открыла сумку и хотела вынуть деньги.

— Нет, нет, — вскинулся он. — Потом, потом!.. Здесь неудобно. Вы только скажите, сколько.

— Сорок пять!

— Что-о?

Он сильно покраснел и, по-видимому, совсем не обрадовался.

— Ай-ай-ай, — пробормотал он. — Начнут, пожалуй, историю. Заботы.

— Почему? — удивилась Наташа. — Я думала, что, чем дороже вещь, тем больше вы получаете комиссионных.

Он посмотрел на нее с недоумением, видимо, совершенно не понимая, о чем она говорит. Она снова повторила свои рассуждения. Он поморгал глазами и ответил:

— Конечно, конечно. Но дорогую вещь труднее будет продать.

Он стал очень рассеянным, отвечал невпопад и пошел говорить по телефону. Говорил очень долго и, вернувшись, сказал, что у него разболелась голова и он хочет пойти домой и отлежаться.

Наташа обиделась и загрустила. В головную боль она не поверила, а подумала, что он сговорился с кем-нибудь по телефону покутить на эти неожиданные деньги. И грустно ей было, что она так радовалась весь день, думая, что осчастливит его, и надела нарядную шляпу и белые перчатки — так была уверена, что он поведет ее обедать или в театр. А он даже не поблагодарил за услугу. Она хотела упрекнуть его за неблагодарность — она из-за него опоздала на службу, а он даже чашки кофе не предложил. Но он был такой растерянный, что не стоило и разговора начинать.

На улице он кликнул такси и почти молча довез ее домой. Взял деньги, которые она передала ему, вышел вместе с ней и расплатился с шофером.

«Он, верно, хочет подняться ко мне», — подумала Наташа и, так как была обижена, решила сделать вид, что не понимает его намерения.

— Зачем же вы отпустили шофера? — спросила она. — Не идти же вам пешком, раз у вас болит голова?

— Нет, я поеду, — ответил он. — Только я хочу взять там на углу другой автомобиль.

Он рассеянно поцеловал ей руку и быстро скрылся.

Наташа стала тихо подыматься по лестнице.

— Ловко, нечего сказать.

Вспомнился знакомый офицер, который говорил в таких случаях, пародируя восточный акцент:

«Харашо, душа мой? Получил об стол мордом».

— Это все грубо и глупо и, в конце концов, даже скучно. И чего ему от меня надо? Чтоб я закладывала для него какие-то подозрительные браслетки? «Комиссионные»! Наверное, просто краденые. Ведь этак можно легко запутаться в какое-нибудь грязное дело. Нужно быть совсем дурой, чтобы не видеть, что этот молодой человек — весьма подозрительный тип. Если он завтра явится, я скажу ему прямо, чтобы он на меня не рассчитывал и что вообще… я не хочу с ним встречаться. Быть героиней какого-то авантюрного романа я не создана.

Хотелось есть — она ведь так и не пообедала.

— А — тем лучше. Париж стоит мессы. Осталась без обеда, зато отделалась навсегда от этого прохвоста.

Она была очень обижена и на обиде этой, как на прочном цементе, начала спокойно и холодно укладывать свою жизнь.

— Пойду завтра к Шурам-Мурам… Надо возобновить уроки английского… В конце августа поеду в Жуан-ле-Пен [16]… Скопирую синюю пижаму сама, сделаю ее в ярко-зеленом…

12

Когда от Канта ушел его старый слуга Лампе, огорченный философ записал в записной книжке: «Забыть Лампе».

Кунофишер. «Кант».

«Не будем больше думать об этом», — сказала она, она думает об этом всегда.

Песня.

— Не надо о нем думать. А чтобы скорее забыть, лучше всего быть с людьми, которые никакого отношения к этому темному типу не имеют, — решила Наташа.

Поэтому визит к Шурам-Мурам исключался, хотя они были очень милые и хорошо действовали на настроение.

Вспомнила о ломбардной квитанции и решила тотчас же отослать ее Гастону. Просто, без всякого письма. Улицу и отель она запомнила хорошо. На обратной стороне конверта надписала свое имя и адрес. Отправила. После этого три дня сидела дома «не потому, что ждала ответа или телефонного звонка, а просто так».