Авантюрист и любовник Сидней Рейли - [46]
— Не заводись, Дэви, — Исаак опасливо глянул по сторонам. — Двадцать зеленых — разве мало? Не зли его. Стоит ему крикнуть — и со всей округи сбегутся копы.
— Нет, этот не заорет! Хочет показать, какой он храбрый. И как у него много в карманах денег.
— Нет, с собой у меня больше ничего нет, — хладнокровно сказал Зелинский. — А у тебя, я вижу, аппетит неплохой. Хочешь получить хороший кусок? Приходи завтра на Роуд-стрит, 15, спроси мистера Розенблюма. И ребят своих приводи. Мне нужны толковые парни. Заработаете столько, что не понадобится пугать по ночам прохожих. Роуд-стрит, 15, мистер Розенблюм, — повторил он.
— Я думал, ты гой, — недоверчиво заметил Дэви. — Не слишком похож на нашего.
— Когда заработаешь, тоже станешь похож на приличного человека, — Зигмунд Григорьевич повернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу из парка.
«В последнее время с удивлением обнаружил, что все больше и больше становлюсь похож на отца. Разумеется, никаких внешних аксессуаров одесского доктора — бородка, пенсне… Но что-то общее есть в складе лица и особенно в глазах. Неистребимо еврейское, вечно озабоченное, страдальческое выражение.
Странно, что я никогда не ощущал себя ни евреем, ни поляком, ни русским. Помню, как обрадовался, получив оценку Базиля:
— Ты — гражданин мира.
Тогда эти слова показались мне открытием, они заглушили давнюю боль: «жидовский ублюдок», «байстрюк» — то, что я услышал от любовника Н., не понимая вполне смысл, потому что он бил меня по лицу, а это было еще обиднее, еще оскорбительней.
Единственный человек, для которого не важно было, кто я, — мама. Может быть, в благодарность за это я и взял ее фамилию? Но и поляком я не был, хотя сносно болтаю по-польски.
Отношения с отчимом были не слишком гладкими, я ревновал его к братьям и сестрам, а потом, когда узнал, что он мне не родной, что-то кричал ему о «русском шовинизме». Теперь стыдно, но не у кого просить прощения, полковник давно истлел в могиле.
Недавно прочитал, что вопрос национальности упирается в то, кем сам себя ты числишь, к какой культуре себя относишь. В таком случае я, безусловно, русский. Чем иначе объяснить эти приступы тоски по родным камням, эту жалящую изнутри ностальгию? Я вздрагиваю, увидев в газетах знакомые по России имена или читая сообщения из Киева, Москвы, Петербурга. Это все мое, и оно болит, как живое, хотя давно отрезано.
Вместе с тем меня тошнит, когда я наблюдаю эмигрантскую возню и беспочвенные надежды «бывших» на то, что Советы сгинут и вернется все, что потеряно. Меня передергивает, когда я слышу американизированную речь их эмигрантских детей… А Митины мальчики вообще уже американцы, по-русски не говорят, хотя и понимают, когда к ним обращаешься…
Господи, думаю я иногда, почему ты послал мне это подвешенное, промежуточное состояние?! Кто я такой и зачем существую на свете? И какой была бы моя настоящая судьба, если бы сызмальства я воспитывался в сознании причастности к чему-то определенному, будь то еврейство или что-либо другое…
Завидую Захарову. Ему плевать, кто он такой — грек, или русский, или «сэр Бэзил»… Ох, надо съездить в Лондон, обязательно!
Может быть, я вообще прожил не свою, а чужую жизнь?..
…сосед по коммуналке вечно пьяный и скандалит. Пригрозил ему, что вызовет участкового и его заберут на пятнадцать суток. Не забыть отдать с пенсии пять рублей, которые занял у Клавдии Николаевны».
— Представь себе, друг мой, состояние приговоренного к расстрелу… — пророкотал Захаров и сделал маленький глоток коньяку. — Я уже закончил все дела, отдал последние распоряжения — и вдруг мне сообщают, что опухоль доброкачественная! На радостях я чуть не умер!
Зелинский рассмеялся. Базиль нисколько не изменился, только немного осунулся после операции. Выпуклые глаза-сливы светились на оливковом лице прежним веселым жизнелюбием.
— Как самый лучший врач всех времен и народов, — Зигмунд Григорьевич указал на бокал, — спиртное я бы не рекомендовал.
— Ага, — подтвердил Захаров. — Профессор Куинси то же самое говорит. Но какой, скажи на милость, смысл жить, если не курить, не пить и не любить хорошеньких девочек? Помнишь Пепиту?
— Я потом искал ее в Париже, — кивнул Зелинский, — но и следа не нашел.
— Она в Англии, — Базиль вкусно затянулся толстенной сигарой и выпустил дым через ноздри. — Одна воспитывает сына.
— Так она вдова? — грустно спросил Зигмунд Григорьевич.
— По крайней мере, добивалась этого статуса, чтобы получать пенсию от военного ведомства, — сообщил Захаров и пошутил: — Она стала бы миллионершей, если бы ей выплачивали за всех, чьей вдовой она была…
Зелинский улыбнулся.
— Кстати, знаешь, кто отец ее ребенка? — Базиль снова отхлебнул коньяка. — Молва утверждает, Джордж Рейли.
Зигмунд пожал плечами. Это имя ничего ему не говорило.
— Как же так! — возмутился Захаров. — Для склероза ты еще молод. Напрягись! Порт-Артур… Ну же, Зига! Мы сидим у Ханссона и играем в преферанс… Тепло? Буквально накануне войны… Нас четверо: я, ты, Ханс и… Еще теплее? Помнишь англичанина, который обобрал меня до копейки? Ну, того, из военной разведки?
Он не шпион и не наемный убийца. Он — чистильщик. Джонатан Квин — всего лишь одно из многих имен этого человека, и неизвестно, настоящее оно или фикция. Его задача — тщательно уничтожать все следы операций, проводимых силовыми структурами.На этот раз Квин получает заказ избавиться от трупа, прибывшего в порт в пустом грузовом контейнере. Неожиданно для себя исполнитель этой малоприятной миссии обнаруживает в кармане убитого фотографию своего старого друга и коллеги Стивена Маркоффа. Квин решает во что бы то ни стало найти убийц и выяснить, какая тайна скрывается за всем этим.
У красавицы-балерины, растерзанной в страшном подвале на Лубянке, было больше мужества, чем у всех прославленных полководцев революции, даже под пулями палачей возносивших хвалу самому кровавому из них. Обманутая возлюбленным, она знала об этом обмане и сознательно шла на смерть во имя спасения несчастной родины от власти тирана. Две главные тайны минувшего века – начало Великой Отечественной и крах заговора гэкачепистов – так или иначе были связаны с ее судьбой, с судьбой трагической любви американского разведчика Стивена Меткалфа, на долю которого выпало невероятное – дважды изменить ход Истории…
В этой книге вы прочтете две приключенческие повести «Слоник из яшмы» и «По замкнутому кругу». Обе они рассказывают о том, как благодаря смелости и находчивости сотрудников КГБ был разоблачен и пойман опасный шпион. Вторая повесть является продолжением первой.
В книгу известного немецкого писателя из ГДР вошли повести: «Лисы Аляски» (о происках ЦРУ против Советского Союза на Дальнем Востоке); «Похищение свободы» и «Записки Рене» (о борьбе народа Гватемалы против диктаторского режима); «Жажда» (о борьбе португальского народа за демократические преобразования страны) и «Тень шпионажа» (о милитаристских происках Великобритании в Средиземноморье).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ч. Вильямсон – современник и друг А. Конан-Дойла. Его роман «Любовь и шпионаж» на русский язык до сих пор не переводился. Для русского читателя роман «Любовь и шпионаж» представляет интерес как образец приключенческой литературы начала нашего века.В основе сюжета – острая интрига, где любовные сцены переплетаются с преступлениями, политическим шпионажем и работой западных спецслужб накануне первой мировой войны.
Что мы знаем о Русско-японской войне 1904-1905 гг.? Россия стояла на пороге катастрофы, изменившей ход истории: до Первой мировой оставалось 10 лет и всего лишь 13 – до Октября 1917-го. Что могло произойти, если бы мы выиграли эту войну? И почему мы ее проиграли? Советские историки во всем винили главнокомандующего А.Н. Куропаткина, но так ли это на самом деле? Чей злой умысел стоит за трагедией Моонзунда?Автор отлично знает, о чем пишет. Он первым начал исследовать историю и организацию военных спецслужб Российской империи, опубликовав в конце 80-х – начале 90-х годов XX столетия целый ряд работ по этой теме.
История только кажется незыблемой. А на самом деле время — самый суровый и справедливый судия — выносит свои приговоры. События 1962 года в Новочеркасске, когда войска расстреляли рабочую демонстрацию, доныне остаются одной из самых страшных тайн коммунистического режима. Используя материалы спецхранов, анализируя официальные версии причин происшедшей трагедии, автор находит в событиях того времени вес новые мотивы, в которых были заинтересованы органы государственной безопасности…
Книга профессионального дипломата и историка О. Ф. Соловьева увлекательно рассказывает о развитии масонского феномена в России XVIII — начала XXI веков, причастности его адептов, детей Вдовы, к важнейшим историческим событиям. Перед нами проходят облики царей и вельмож, полководцев и дипломатов, писателей и художников, революционеров, либералов и консерваторов — от членов династии Романовых до Ленина, Троцкого, советских генсеков и нынешних демократов. Приводятся уникальные материалы Особого архива КГБ и зарубежных архивов, ранее запрещенные для печати.
Самая страшная тайна отечественной истории XX века не разгадана до сих пор. Хотя для этого создавались десятки авторитетнейших комиссий, к ее расследованию в разные годы привлекались лучшие следователи своего времени. 1 декабря 1934 года некто Леонид Николаев убил секретаря ЦК ВКП(б) С. М. Кирова. Какие силы стояли за выстрелом, поднявшим волну неслыханного террора на долгие годы? Кто такой Николаев: маньяк-одиночка? Отчаявшийся безработный? Провокатор? Фанатик? Наконец, какую роль в том событии сыграл Сталин? Об этом повествуется в книге, об этом был фильм показанный Телекомпанией НТВ.