Авантюра леди Шелдон - [25]

Не годится больше думать о Джеймсе как о новом друге. Отныне и навек Роуз станет думать о нем как о кузене Александре.

Им подали напитки и закуски, и, лишь когда официант отошел, Джеймс заговорил:

– Вы очень рассердились на меня?

– Вы сильно меня обидели, – произнесла Роуз, глядя в его лицо – ничуть не изменившееся, и это казалось странным. Как будто лжец должен носить особое клеймо, которое позволит безошибочно выделить обманщика из толпы. К сожалению, обманщики потому и остаются таковыми: их тяжело поймать.

– Понимаю, – согласился Джеймс. – Леди Каррингтон не знала, что иногда я путешествую под другим именем.

– Почему вы не представились сразу? – спросила его Роуз напрямую. – Вы не обязаны были исповедоваться перед всеми в кают-компании на «Святой Анне», но уж мне-то могли сказать! Особенно когда я поведала вам, что вы унаследовали титул графа Дарема.

Джеймс долго молчал, крутил в руке серебряную ложечку, и сегодня его привычка не забавляла, а раздражала.

– Вы ведь понимаете, что это непростое решение, – заговорил он наконец. – Стать пэром Англии! Навсегда отказаться от того, что ты любишь, дабы просиживать штаны в душных залах, в обществе стариков, которые только и думают, как бы урвать кусок пожирнее!

– Именно так вы представляете себе английскую политику? – спросила Роуз насмешливо.

– Я вообще не хочу ее себе представлять. – Он, кажется, разозлился. – Я уже давно уехал из Англии, милая леди, и терпеть не могу туда возвращаться.

– О, вы это демонстрировали своим родственникам много лет! – согласилась она. – И если мне, которая вас не знает, все равно, то моя бабушка, представьте себе, вас любит. Она приняла вашего отца как родного, и поверьте, вы дороги ей! Бабушка хранит ваши письма и часто говорит о вас. Даже если вы так ненавидите Англию, неужели нельзя было поступать по совести и писать чаще?

– Я не люблю писать письма.

– Я поняла, милорд.

– Миледи! – Джеймс, видимо, справился с раздражением и широко ей улыбнулся. – Когда вы злитесь, то хороши невероятно.

– Так говорят мужчины, чтобы увести разговор в сторону. Продолжите свою исповедь, кузен. Вы остановились на том, что не желаете быть пэром Англии.

– Не желаю, и не вижу в том ничего странного. Это не моя жизнь, и я никогда к ней не стремился. Пустая награда. С удовольствием отдам ее любому желающему.

– Вряд ли это возможно.

– Отказ от титула? Возможно.

– Александр, – сказала она, смешавшись, – но честь семьи…

– У нашей семьи недостаточно чести? – уточнил он. – В чем вы ее измеряете? В фунтах? И скольких не хватает?

– Вы можете язвить сколько угодно, но это не меняет ситуации, – отчеканила Роуз. – До меня вам, конечно же, дела нет, но подумайте о бабушке. Она, знаете ли, обрадовалась, так как решила, что теперь вы станете чаще бывать дома. Ведь Холидэй-Корт – ваш дом, и вас там всегда ждут.

– Я никак не могу назвать место, в котором мне не хочется жить, домом! К тому же, я давно вышел из младенческого возраста, чтобы цепляться за бабушкину юбку и слушать, как надо мною квохчут, словно над несмышленым цыпленком.

– Вы точно не об Эмме говорите, кузен! Вы что, забыли, какая она?!

– Да! – рявкнул Джеймс. – Забыл!

– Боже, – пробормотала Роуз, – и как вы могли показаться мне хорошим человеком?

– А я и есть хороший человек, – произнес он. – Хороший, но запутавшийся. Еще никогда мое чувство долга перед семьей, по правде сказать, изрядно заржавевшее, не вступало в конфликт с ценностями всей моей жизни. Как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы выполнила долг, – ответила она мгновенно.

Понимание отразилось на его лице.

– Вы так и сделали, верно? Уже сделали?

– Я не хочу говорить об этом. – Роуз заметила, что мучает салфетку, и усилием воли заставила себя отпустить на волю комочек ткани.

– Хорошо, не будем, – согласился Джеймс подозрительно быстро, – но вы не я, к тому же вы женщина. Женщины изначально более подвержены влиянию традиций, не так ли? Несмотря на то, что и вы, и я любим путешествовать, на привязанности мы смотрим по-разному. Придется с этим смириться, Роуз.

– Я готова смириться с чем угодно, если вы отправитесь в Англию, как просила бабушка.

– Вас с нею никак не отговорить?

– Нет, Джеймс. Вам, наверное, кажется, что это все шутка – титул…

– Мне, – холодно перебил он, – не кажется ничего в таком роде. Наоборот, я отношусь к сему подарку судьбы… убийственно серьезно. Вы не понимаете, что это значит для меня, и не поймете.

– Думаете, я не способна?

– Вы просто совсем ничего не знаете, Роуз.

Разговор становился бессмысленным. Она не хотела часами беседовать о тонкой натуре кузена Александра, который упорно просил именовать его Джеймсом и вел себя, как некий Джеймс Рамзи, никакого отношения к семье Роуз не имеющий. Словно он… забыл все, что их связывало.

Конечно, ему неприятно вспоминать. Бабушка говорила, что родителей он так и не простил, хотя вряд ли случившееся с ними можно назвать иначе, чем итог несчастливой судьбы. Но при чем тут титул графа Дарема? И кто мешает сделаться высокопоставленным бездельником, некоторое время проводить в Лондоне, исполняя обязанности, а затем отправляться навстречу морской синеве и ветру – если уж так хочется, если не сидится на месте?