Аура - [7]

Все в тебе восстает против такого безумия. Ты выскакиваешь в переднюю и устремляешься к лестнице, рядом с которой, по соседству с комнатой старухи, расположена еще одна дверь. Именно здесь должна жить Аура, ведь больше комнат в доме нет. Ты распахиваешь эту дверь и входишь: уже привычный полумрак, голые беленые стены, и лишь на одной из них – черное распятие. Слева дверь – видимо, в комнату старухи. Ты на цыпочках подходишь к ней, протягиваешь руку, но в последний момент передумываешь: сперва надо поговорить с Аурой наедине.

Но если девушка хочет, чтобы ты ей помог, она придет к тебе сама. И вот ты сидишь у себя в комнате, забыв про пожелтевшие страницы рукописи, про собственные записи, и все твои мысли – о прекрасной и непостижимой Ауре. Чем больше ты думаешь о ней, тем ближе она тебе становится, ближе и желаннее, и дело тут не только в ее красоте: теперь ты ищешь близости, потому что хочешь освободить ее, а, стало быть, твое желание оправданно и совесть чиста… Ты не откликнешься на зов колокольчика и не пойдешь ужинать, потому что больше не вынесешь сцены, подобной той, что разыгралась за обедом. Может быть, Аура догадается зайти к тебе после ужина.

Ты с трудом заставляешь себя вернуться к чтению рукописи. Но очень скоро у тебя начинают слипаться глаза, ты падаешь на постель, мгновенно засыпаешь и впервые за много лет видишь сон. Костлявая рука, сжимающая колокольчик, тянется к тебе, и кто-то кричит, что нужно бежать, всем нужно бежать, а потом на тебя надвигается страшное лицо с пустыми глазницами, ты хочешь закричать, но не можешь, просыпаешься в холодном поту и чувствуешь, как кто-то гладит тебя по лицу и волосам, а чьи-то губы шепчут слова утешения и любви. Ты протягиваешь руки, обнимаешь обнаженное тело, и вдруг на твоей ладони оказывается маленький ключик, который ты сразу узнаешь, а потом узнаешь и женщину – ее волосы щекочут тебе грудь, и она целует тебя, покрывает всего тебя поцелуями. Ты не можешь разглядеть ее в темноте беззвездной ночи, но вдыхаешь исходящий от волос дурманящий аромат растений из маленького дворика, исступленно гладишь плечи, ощущая кончиками пальцев шелковистую кожу, ласкаешь грудь, прикасаясь к двум нежным бутонам, вырастающим из сплетения трепетных жилок, снова и снова целуешь ее и больше не нуждаешься в словах.

А когда ты в изнеможении разомкнешь объятия, она тут же шепнет тебе на ухо: «Теперь ты мой муж». Ты согласно кивнешь, а она скажет, что уже рассвело и на прощанье пообещает ждать тебя вечером в своей комнате. Ты снова киваешь и погружаешься в сон, расслабленный, умиротворенный, обессиленный, но твои пальцы все не могут забыть горячее трепетное тело. Твою дорогую девочку. Ауру.

Кто-то стучится в дверь, но ты никак не можешь открыть глаза. Наконец с трудом отрываешь голову от подушки и кряхтя встаешь. Открывать не обязательно, скажет из-за двери Аура, просто сеньора Консуэло просила передать, что хочет поговорить с тобой, она ждет тебя в своей комнате.

Через десять минут ты входишь в святилище старухи. Закутанная в одеяло, обложенная кружевными подушками, она полулежит, прикрыв бледные морщинистые веки; скулы избороздили глубокие складки, щеки обвисли. Не открывая глаз, она спросит:

– Вы принесли ключ?

– Да… Кажется, принес. Вот он.

– Можете приступать ко второй части. Она лежит в том же месте, перевязана голубой ленточкой.

Ты направляешься к сундуку, с отвращением поглядывая на снующих вокруг него, высовывающихся из щелей в подгнившем полу и разбегающихся при твоем появлении мышей. Открыв крышку, извлекаешь вторую порцию бумаг и возвращаешься к кровати. Сеньора Консуэло гладит своего белого кролика.

Из застегнутого на все пуговицы горла вырывается глухое кудахтанье:

– Вы не любите животных?

– Нет. Не очень. Может быть потому, что у меня их никогда не было.

– Они настоящие, преданные друзья. Это особенно ценишь, когда приходит старость и одиночество.

– Да, наверное.

– Они естественны, как сама природа, сеньор Монте-ро, и не ведают соблазнов.

– Как вы его зовете?

– Крольчиху? Сага. Моя умница. Она во всем следует своим инстинктам, а потому естественна и свободна.

– Я думал, это самец.

– А, так вы даже не знаете, как их различать…

– Главное, что вы не чувствуете себя одинокой.

– А они хотят, чтобы мы были одиноки, сеньор Мон-теро, говорят, что только в одиночестве можно достичь святости. Но при этом забывают, что одиночество умножает соблазны.

– Я вас не совсем понимаю, сеньора.

– Что ж, тем лучше. Продолжайте свою работу.

Ты поворачиваешься и выходишь из комнаты, проклиная себя за нерешительность. Почему у тебя не хватает смелости сказать ей, что ты любишь Ауру? Может, вернуться и громко объявить, что ты заберешь девушку с собой, когда закончишь работу? Ты снова направляешься к двери, приоткрываешь ее и видишь сквозь щель сеньору Консуэло: она стоит посреди комнаты, на удивление прямая, преобразившаяся, держа в руках мундир – голубой мундир с золотыми пуговицами, красными эполетами, сверкающей эмблемой венценосного орла, – и то исступленно впивается в него зубами, то нежно целует, то накидывает себе на плечи и, пошатываясь, пытается кружиться в танце. Ты тихо затворяешь дверь.