Пап вскочил и схватил гиянина за горло. Теперь он желал только одного: задушить его. Две пары цепких клешней впились ему в плечо, парализовав его.
- Лжец! - крикнул Пап, отпустив гиянина.
Гиянин поправил помятый воротник и с присущим ему спокойствием произнес:
- Да будет вам известно, мы никогда никого не обманываем.
И театральным жестом показал на Чу.
Обезьянка вновь превратилась в ту женщину. Но тщетно силился Пап узнать ее. Она улыбнулась, шагнула к нему и снова стала обезьянкой.
- Еще! - попросил Пап.
- Хватит, - сказал гиянин.
- Еще! - крикнул Пап. Он обращался не к гиянину, а к Чу, но та оставалась всего лишь простой обезьянкой и, по-своему поняв крик хозяина, прикинулась мертвой. Пап пнул ее ногой. Она жалобно запищала и, отбежав в сторону, сделала свою нелепую стойку. Пап швырнул в нее камнем, какой-то банкой, железкой.
Чу обиделась и убежала.
В сопровождении гиянина и двух надзирателей Пап поднимался на холм, и, когда они достигли вершины, гиянин сказал:
- Ровно семьсот пятьдесят дней вы должны выполнять такую же работу.
И показал на людей с кирками, копающих мертвую землю у подножия холма. Один из них поднялся к ним и протянул Папу кирку.
- Здесь неплохо кормят, дружище, - сказал он.
Это был землянин.
- И вы тоже... - начал Пап и осекся. Он еще раз посмотрел на работающих. Незачем было спрашивать. Пап все понял и взял тяжелую кирку.
- Пошли, - бросил землянин и, хлопнув его по плечу, стал спускаться.
Намертво прикованное к низкому небосводу светило ярко вспыхнуло, и стало невыносимо жарко.
- Прощайте, - сказал гиянин.
Надзиратели остались.
- Стойте!
Гиянин остановился, обернулся.
- Что еще?
- Сколько длится день на Гии? - спросил Пап.
Гиянин промолчал. Загадочная улыбка тронула его лицо. Он махнул клешней и исчез.
Обезьянка с забытыми на шее четками простила Папа и прыгнула ему на плечо.