Аттила в "Боинге" - [4]

Но общими чертами для всех племен, нападавших на оседлые государства, были три "Н": неустрашимость, непримиримость, неуловимость.

И еще одно: кажется, ни один из этих народов не сумел совершить неизбежный скачок, сохранив свою целостность. Внутренний раскол племени был почти неизбежен.

Юлий Цезарь, вторгшийся в Галлию в I веке до Р.Х. нашел там раскол между племенами, уже прочно осевшими на землю, имевшими деревянные города, обработанные поля, разделение на классы (например, племя эдуев), и племенами, все еще державшимися традиций кочевой жизни (секваны) и остававшимися противниками римлян до конца.

Готы раскололись на восточных и западных — последние приняли христианство и попросили императора Восточной римской империи принять их в качестве граждан; ужасные бедствия, через которые им пришлось пройти под властью коррумпированных римских чиновников, показали, что их собратья, оставшиеся на левом берегу Дуная (остготы), были не так уж не правы в своих опасениях по поводу слияния с оседлым народом.

Империя гуннов во II веке после Р.Х. распалась на две части. Южные осели на землю и вскоре были ассимилированы Китаем; северные двинулись на запад, прошли долгий путь, частично оседая по дороге на Урале, в Прибалтике, и появились у границ Римской империи два века спустя.

Часть татарских племен после распада Золотой орды, оседая на землю, образовала в XV веке Казанское ханство, которое вскоре было покорено русскими (есть города — есть что штурмовать и покорять); но народы, находившиеся под властью крымского хана, еще два века сохраняли кочевой образ жизни и были грозным врагом России, нападая на ее южные границы чуть ли не каждый год.

Что легче: научиться пахать землю и строить дома или научиться производить турбины, автомобили, телевизоры, радиоприемники, самолеты? Ответ очевиден. Поэтому нельзя ожидать, что идущие в наши дни процессы "машинизации" народов займут меньше времени, чем оседание. А это значит, что путь предстоит долгий, мучительный, жестокий.

Скачок в индустриальную эру

"Великая машинизация народов" — так, наверное, назовут будущие историки нашу эпоху. И им, издалека, будет виднее, что суть многих межнациональных и религиозных конфликтов нашего времени — та же самая, что и в эпоху Великого оседания. Народ, находящийся на ступени оседло-земледельческой, оказывается перед необходимостью перейти в эру индустриальную — и это порождает в душах людей тяжелую смуту, которая прорывается наружу восстаниями, террором, гражданскими войнами, бессмысленной жестокостью.

На земледельческой ступени палестинец, албанец, чечен, чиаппу (в Мексике), тамил (Индия, Шри-Ланка), курд (Турция) привык чувствовать себя как-никак хозяином своего клочка земли, своего дома, своего небольшого стада овец, уважаемым главой семейства. Он жил в обществе с устоявшимися традициями, где у него было ясно очерченное место, ясные представления о долге перед семьей, соплеменниками, Богом. И вдруг этот надежно устроенный мир начинает разваливаться, как карточный домик. Над головой его пролетают сверкающие лайнеры, по дорогам мчатся стремительные автомобили, заезжие туристы снимают его японскими камерами, как смешную диковину. Телевизор, кино, радио поют ему о чудесах заморской жизни. Его собственные дети, подрастая, только и мечтают о том, чтобы удрать из-под бедной родительской крыши. Он и сам был бы рад вкусить от всех этих чудес и новшеств. Но как?

Мыть улицы чужих городов, как курды в Германии? Что ждет его в чужой стране? Подневольный труд на фабрике, полная зависимость от нанимателя, страх потерять работу, унизительная утрата авторитета в собственной семье, где жена вдруг может заработать больше него и начать командовать им и помыкать?

В 1960-е годы мне довелось побывать в Югославии. И в Косово я видел, с какой затаенной злобой смотрели албанцы со своих телег, запряженных волами, на сербов, обгонявших их в своих "фиатах" и "вольво". Тридцать лет спустя такие же взгляды я ловил на лицах палестинцев в Израиле. Почему-то на их территориях мы видели множество недостроенных домов с торчащей арматурой. Начинают строить, не умея рассчитать, хватит ли у них денег закончить? Делают ошибки в строительстве? Какие же чувства могут у них вызывать сверкающие огни новых кварталов вокруг Иерусалима, цветущие курорты, широкие шоссе? Даже в сельском хозяйстве израильтяне ушли далеко вперед, перейдя на орошение при помощи подземных шлангов — каждая капля воды достигает корней оливкового дерева. Палестинцы же пытаются поливать по старинке и жалуются в ООН, что им не хватает воды.

Наглядное неравенство вызывает возмущение и тоску в душе любого человека. В душе гордого человека оно вызывает слепую ярость. И именно эта слепая ярость питает сегодня террор, восстания, взрывы, стрельбу.

В эпоху предыдущего скачка оседлые государства пытались умерить военный пыл нападавших кочевников, посылая им "подарки" — замаскированную дань. Такую дань получали гунны от Китая, славяне от Византии, крымские ханы — от московских царей. Точно так же и в наши дни индустриальные страны пытаются задобрить Третий мир продовольственной помощью, займами (часто без отдачи), технологией. Но ни в древности, ни сегодня эти подарки не достигали цели. Древний кочевник кидался на стены крепостей с той же самоубийственной решимостью, с какой сегодняшний палестинец ведет грузовик с взрывчаткой на американскую казарму или "Боинг" — на Международный торговый центр.