Аттические ночи - [51]

{178 Ноm. Il., VI, 234. «В оное время рассудок у Главка похитил Кронион: он Диомеду доспех золотой свой на медный, во сто ценимый тельцов, обменял на стоящий девять» (Пер. Н. И. Гнедича).}

(8) Затем чтение подошло к тому месту, где старик-супруг жаловался на богатую и безобразную жену, так как он вынужден был продать свою служанку - девушку, хорошо знающую службу и приятную на вид, подозреваемую женой в том, что она [его] любовница. Я ничего не скажу о том, насколько велика разница; я велел выписать стихи и из одного, и из другого и представляю другим для вынесения суждения. Менандр [пишет] так:

Во всю ноздрю теперь моя супружница

Храпеть спокойно может. Дело сделано

Великое и славное; из дом вон

Обидчицу изгнала, как хотелось ей,

Чтоб все кругом глядели с изумлением

В лицо Кробилы и в жене чтоб видели

Мою хозяйку. А взглянуть-то на нее -

Ослица в обезьянах, - все так думают.

А что до ночи, всяких бед виновницы,

Пожалуй, лучше помолчать. Кробилу я

На горе взял с шестнадцатью талантами

И с носом в целый локоть! А надменности

Такой, что разве стерпишь? Олимпийский Зевс,

Клянусь тобой с Афиной! Нет, немыслимо!

А девушку-служанку работящую -

Пойди найди-ка ей взамен такую же! {179}

{179 Fr. 333 Koerte = Fr. 402 Kock. Перевод Φ. Α. Петровского.}

(10) Цецилий же так:

Да жалок тот, кто скрыть своих несчастий не способен:

Молчу, а все улика мне дела и вид супруги.

Опричь приданого - все дрянь; мужья, на мне учитесь:

Свободен я и город цел, а сам служу как пленник.

Везде жена за мной следит, всех радостей лишает.

Пока ее я смерти жду, живу в живых, как мертвый.

Затвердила, что живу я тайно со служанкою;

Плачем, просьбами, мольбами, руганью заставила,

Чтоб ее продал я. Вот теперь, я думаю,

Со сверстницами и родными говорит:

"Кто из вас в цвете лет обуздать мог бы так муженька своего

И добиться того, что старуха смогла:

Отнять у мужа своего наложницу?"

Вот о чем пойдет беседа; загрызут меня совсем! {180}

{180 V 142 Ribbeck. Перевод Ф. А. Петровского.}

(11) Но помимо приятности содержания и формы, совершенно неравных в двух книгах, я, право, обыкновенно обращаю внимание на то, что описанное Менандром прелестно, удачно и остроумно, а Цецилий, попытавшись пересказать, не смог [передать] так же, (12) но [одно] опустил, словно не достойное одобрения, и вставил нечто шутовское, а то менандрово, взятое из самой глубины жизни, простое, искреннее и приятное, не знаю почему, убрал. Ведь тот же самый муж-старик, разговаривая с другим стариком, соседом, и проклиная высокомерие богатой жены, говорит следующее:

Жена моя с приданым - ведьма. Ты не знал?

Тебе не говорил я? Всем командует -

И домом и полями, - все решительно,

Клянусь я Аполлоном, зло зловредное;

Всем досаждает, а не только мне она,

Нет, еще больше сыну, дочке. -

Дело дрянь. - Я знаю. {181}

{181 Fr. 334 Koerte = Fr. 403 Kock. Перевод Φ. Α. Петровского.}

(13) Цецилий же предпочел в этом месте выглядеть скорее смешным, чем соответствующим тому персонажу, который он выводил. Ведь он испортил это так:

- Жена твоя сварлива, да? - Тебе-то что?

- А все-таки? - Противно вспомнить! Стоит мне

Домой вернуться, сесть, сейчас же целовать

Безвкусно лезет. - Что ж дурного? Правильно:

Чтоб все, что выпил ты вне дома, выблевал. {182}

{182 V. 158 Ribbeck. Перевод Ф. А. Петровского.}

(14) Ясно, как следует судить и об этом месте, представленном и в той и в другой комедии; содержание этого отрывка примерно таково. (15) Дочь бедного человека была обесчещена во время ночного богослужения. (16) Это событие было скрыто от отца, и она считалась девушкой. (17) Забеременев после этого насилия, она в положенный срок родила. (18) Честный раб, стоя перед дверью дома и не зная, что приближаются роды хозяйской дочери и вообще, что было совершено насилие, слышит стоны и рыдания девушки при родовых схватках; он боится, гневается, подозревает, сожалеет, скорбит. (19) Все эти движения и настроения его души в греческой комедии удивительно сильны и ярки, а у Цецилия все это вяло и лишено достоинства и изящества. (20) Далее, когда тот же самый раб расспросами узнает, что случилось, он произносит у Менандра следующие слова:

Злосчастен трижды тот бедняк, кто женится,

Да и детей рожает. Безрассуден тот,

Кому поддержки нет нигде в нужде его,

И кто, когда позор его откроется,

Укрыть его от всех не может деньгами,

Но без защиты продолжает жизнь влачить

Под вечной непогодой. Доля есть ему

Во всех несчастьях, ну а в счастье доли нет.

Один вот этот горемыка - всем пример. {183}

{183 Fr. 335 Koerte = Fr. 404 Kock. Перевод Φ. Α. Петровского.}

(21) Посмотрим, стремился ли Цецилий к искренности и достоверности этих слов. Вот стихи Цецилия, произносящего какие-то обрубки из Менандра и сплетающего слова с напыщенностью трагика:

Тот несчастный, право, человек, Который беден и детей на нищету обрек; Его судьбина всегда открыта всем, А вот позор богатых никому не зрим. {184}

{184 V. 169 Ribbeck. Перевод Ф. А. Петровского.}

(22) Итак, как я сказал выше, когда я читаю это у Цецилия отдельно, оно не кажется неприятным и безжизненным, но когда я сравниваю и сопоставляю с греческим [оригиналом], то думаю, что Цецилий не должен был следовать тому, достичь чего не в состоянии.