Атосса - [13]

С десяти лет была заперта в пышный Эндерун, где жила отягченная парчей и золотом и видела мир только сквозь случайно открытую дверь или край приподнятой занавески. Зато ночью ей разрешалось подолгу просиживать на крыше. И она полюбила ночь.

Когда гасли огни и замирали людские шумы, она поднималась наверх, под горящий купол неба. Звездное великолепие наполняло окрестность торжественностью храма. Но манили не звезды. Запрокинув лицо, смотрела в черные провалы между звездами, в вечный мрак, из которого веяло холодом. В такие минуты чувствовала себя несущейся в мировом пространстве. Бездна вселенной зияла так страшно, что она вздрагивала и хваталась за тигровые шкуры, чтобы убедиться, что лежит на террасе дворца. Еще больше любила глухие, беззвездные ночи с завыванием гиен, с резкими криками совы. Мировая тьма подступала тогда совсем близко со своей тишиной. В минуты сосредоточенности душевных сил она улавливала ее голос и потом долго носила отзвук того, чему не находила названия. Так звучит безмолвие морского дна, где в непроглядной тьме плавают зубастые чудовища. Казалось, и здесь, на крыше дворца, ее внезапно схватит огромная пасть.

Однажды ей позволили обойти громадный, как город, дворец. Он строился много лет и всё еще не был закончен. То было в знойный летний день. Множеством лестниц и переходов достигла подножия высокой башни и вошла в ее сырые, пахнущие илом и известью недра. Там было темно, как на дне колодца, только высоко над головой синел квадрат неба. Атосса подняла лицо и увидела звезды.

Звезды днем!..

Это было волнующее открытие. Из бесед с астрологами узнала, что эта тайна им давно известна: звезды бывают видимы днем со дна глубоких ущелий и колодцев. Значит, страшный ночной мир не уходит с наступлением утра, он остается висеть над нами, объемлет нас и стережет. Мы всегда в его власти. День — только короткая вспышка света во мраке, он не прогоняет тьмы, а лишь застилает ее от нас и горе тому, кто, обольщенный им, забывает о своей истинной владычице ночи, бездонной, бесконечной, от века сущей. Атосса прониклась сознанием ее безраздельной власти и ни на минуту не забывала о черной пропасти, окружающей мир. Все страхи и все ужасы земли — ничто в сравнении с веющим оттуда холодом.

Она росла молчаливым ребенком. Проникновенный взор и печать особой значительности на лице привлекли к ней внимание жрецов и магов. В ней видели существо, познавшее тайну. Ее учили откровениям Агура-Мазды, его вечной благости и конечной победе над Ариманом, халдеи посвятили ее во все заклятия, в таинства амулетов, примет, гаданий, движения светил. Греческие мудрецы говорили об атоме, о зиждущей силе огня, воздуха, воды. Одни утверждали, что земля совершенно плоская, другие, что она похожа на слегка вогнутый диск с приподнятыми краями. Атосса слушала внимательно, но улыбка сомнения постоянно играла в уголках губ. Для нее не существовало чудес и богов после того, как узнала всеобъемлющую силу вечной ночи, царствующей надо всем и всё поглощающей. Там всему конец — и богам, и людям, и земле, и времени.

И однажды она забыла об этом.

Ей было тринадцать лет. Откуда-то доносился запах цветущего шафрана, далекий голос пел во мраке, и тогда непонятное волнение охватило ее до самых глубин. Тело стало легким, точно растворилось в пространстве. В ней родилась другая, светлая бездна, над которой ночь была не властна.

Как часто там же, на крыше дворца, когда вселенная зияла своей пустотой и когда, вскрикнув, она зарывалась в подушки, — навстречу пронизывающему ее страху поднималась такая ликующая волна, перед которой всё отступало. В такие минуты она не боялась мрака. Простирая во тьму руки, точно стремясь кого-то обнять, она думала, уж не оттуда ли снизошла таинственная благодать?

IV

Первым мужем ее сделался старший брат Камбиз, ставший царем после гибели отца.

Печальная взошла она на ложе сумасшедшего брата и долго умоляла не трогать ее. Камбиз не имел к ней влечения, он хотел только сына, в котором бы к крови Кира не примешивалось ни капли чужой крови. Но сына не было, и он забросил ее, ударившись в неистовства с толпой наложниц.

Прошло семь лет.

Тишина и холод бездны стали проникать в ее жизнь. Всё окутывалось непроглядным мраком и не было спасения от ужаса. Только красным угольком теплилось таинственное чувство, шептавшее о некоем блаженстве, ради которого она пришла в мир.

Что такое блаженство? — спрашивала она черного халдея, обучавшего ее мудрости.

Халдей закрывал глаза, затвердевал, как каменное изваяние, и изрекал, роняя слова: Есть три круга блаженства, но они открываются только жаждущим его.

«Неужели я недостаточно жажду?» — думала Атосса.

Но годы ожидания положили глубокие тени возле глаз. В ней пробудился неукротимый гнев. Нередко превращала свои покои в хаос — рвала дорогие ткани, разбивала нефритовые столы и креслы из слоновой кости, колола обнаженных рабынь длинными булавками и бросала в них кинжалы. Каждый раз после такой бури приближенные воздавали ей особенные почести, видя в ней достойную дочь Кира.

Со смертью Камбиза она стала женой второго брата — Бардии. Он приходил ночью при потушенных огнях и никогда не показывал лица. Когда же узнали, что это был не Бардия, а ловкий хитрец, завладевший под чужим именем царством и женами Камбиза, — она испытала такое чувство, будто ее напоили грязью.