Атомы у нас дома - [103]

Внезапно реактор прошел через критические размеры. Началась незамеченная ими неконтролируемая цепная реакция, которая мгновенно выделила громадное количество излучения. Через двадцать пять минут оба физика были уже доставлены в лос-аламосскую больницу и подверглись врачебному осмотру.

Руки Гарри сильно распухли. Его коллега, находившийся на некотором расстоянии от реактора, избежал неизлечимых повреждений.

Доктор Хемпельман был начальником медицинской части на Техплощадке. В эти дни весь наш отдел, где я работала, только и был занят этим несчастным случаем с Гарри. Все дело сохранялось в секрете, но и то немногое, что доходило до нас, пробуждало чувство глубокой жалости.

Гарри был первым человеком в Америке, пострадавшим от сильного облучения. Американские врачи в это самое время обследовали жертвы атомного взрыва в Хиросиме. Но там были случаи иного характера, там к излучению добавилось еще действие огромной взрывной волны и колоссальной температуры. Случай с Гарри был единственным в своем роде. По радиоактивности, обнаруженной при анализах крови, была установлена доза облучения, которой он подвергся. И оказалось, что доза, которая пришлась на его правую руку, более чем в двести тысяч раз превышала среднюю дневную дозу, которой обычно подвергались люди, работавшие с радиоактивными веществами.

Я видела снимки с его рук. Снимки эти делались через определенные промежутки времени, и по ним было ясно видно, как быстро происходит разрушение тканей и ухудшается положение больного. Сначала была видны огромные волдыри, затем разрушение кожных покровов, показывающее, что кровообращение нарушено, и, наконец, наступила гангрена. Все это было последовательно запечатлено на снимках. На двадцать четвертый день больной скончался.

Примерно через полгода произошел еще один такой же несчастный случай; пострадавших было восемь человек, из них один умер. Но мы к тому времени уже расстались с Лос-Аламосом.

В то время как мы жили этой тайной жизнью и тешили себя надеждой, что никто нас здесь не может открыть, в Санта-Фе ходили всякие слухи о «холме» и распространялись самые фантастические измышления. Жители этого городка видели клубы дыма, поднимающиеся над мезой среди бела дня, и бесчисленные огни ночью. Они прекрасно понимали, что там у нас, на «холме», как они говорили, происходит нечто страшно секретное.

В Санта-Фе кое-где еще сохранился старинный испанский дух — в архитектуре, в обычаях. Спокойный мирный город манил к отдыху. Во время войны, когда туристы почти исчезли, город погрузился в спячку. Молчаливые индианки, закутавшись в одеяла, сидели со своими малышами на корточках на широких ступенях, ведущих к губернаторскому дворцу, среди разложенной для продажи глиняной посуды и разных украшений. Темноволосые испанки с ярко-красными губами в ярких цветастых платьях разгуливали по площади и украдкой поглядывали по сторонам, выискивая поклонников. Мужчины испано-американцы с утра до вечера предавались безделью, посиживая на скамьях под сенью деревьев, охранявших досуг многих поколений. Из дверей лавочек выглядывали торговцы, лениво зазывая покупателей, которые никогда не торопились.

И вдруг появлялись женщины с «холма» и сразу нарушали мирную тишину жизни. Они высыпали из битком набитых машин и торопливо, деловито устремлялись в разные стороны. Они размахивали своими объемистыми сумками и старались как можно скорее набить их доверху. Времени у них было в обрез — работа и дети дожидались их на «холме». Они покупали, покупали, покупали… Вес товары, доходившие В Санта-Фе в те скудные времена, — все это исчезало в сумках, начиная с детских ботинок и вплоть до запасных частей к стиральной машине.

Сантафеанцы, разумеется, не знали, что на «холме», кроме интендантских лавочек, где мы покупали бакалею, и солдатских палаток, торговавших аспирином, карандашами и разной мелочью, никаких других магазинов не было. Сантафеанцы обсуждали все между собой — они не задавали вопросов. Они даже не спрашивали, куда следует доставить объемистые покупки, которые нельзя было унести в руках. Они уже знали, что все это пойдет в дом № 109, в Восточную гостиницу. Там, в глубине крытого дворика, в двух комнатках помещалась «городская контора» нашего Проекта. За столом сидела деловитая женщина, Дороти Мак-Киббен, спокойная, невозмутимая, а вокруг нее громоздились ящики и корзины, которые надлежало отправить на грузовиках, и возвышались целые горы свертков, которые накупившие их женщины вываливали прямо на пол, чтобы освободить сумки для новых покупок. Со всеми своими затруднениями и чековыми книжками женщины с «холма» осаждали Дороти. Она надписывала чеки, чтобы по ним можно было получить деньги в банке, улаживала все затруднения… Да, она знает лагерь для мальчиков… Да, она покажет, где можно недурно перекусить… Да, можно устроить, чтобы вы поехали на мезу попозже вечером… Да, она постарается заказать номер в приличной гостинице в Альбукерке… Да, да, вот вам ключ от дамской комнаты… Женщины всегда выходили от Дороти с повеселевшими лицами. Они энергично вылетали из конторы, полные решимости «провернуть» еще массу всяких дел. Жители Санта-Фе молча смотрели на все это и ни о чем не спрашивали.