Атомная база - [37]

— Ведь меня никогда не звали Клеопатрой, я Гудрун, Гунна.

Я спросила, не хотела бы она выйти замуж, но она не могла даже найти достаточно сильные слова, чтобы выразить свое возмущение таким непристойным предложением, и только сказала: «Вот еще!» Зато, когда мы легли в постель и потушили свет, она поведала мне, как она представляет себе нормальную жизнь. Ее мечта — это квартирка из двух комнат — гостиной и спальни, с мебелью в стиле ренессанс, кухней и канализацией и три постоянных любовника: женатый торговец со средствами, приближающийся к серебряной свадьбе, моряк, который только иногда бывает на суше, и культурный молодой человек, обрученный с молодой девушкой.

Мы подробно обсудили эту идею, и нам захотелось спать. Мы замолчали, но, когда я уже подумала, что Клеопатра спит, она вдруг предложила:

— А мы не прочтем «Отче наш»?

— Читай за нас обеих.

Она прочла «Отче наш», мы пожелали друг другу спокойной ночи и заснули.

Глава восемнадцатая

Гражданин на задворках

Хотя современные писатели и утверждают, что детей качать вредно, все же я начала просматривать в газетах объявления о продаже колыбелек. Городской муниципалитет отклонил предложение коммунистов об устройстве яслей. Одна «мать семейства» написала в газете, что создавать на общественные средства подобные учреждения — значит содействовать распущенности, ибо настоящие ясли находятся в истинно христианских семьях, поддерживающих добрые обычаи. А почему ясли должны быть только для истинных христиан и людей с добрыми обычаями? Почему не должно быть яслей для детей истинных нехристиан с дурными обычаями, подобных мне?

Общество, в котором мы живем, принадлежит этим истинным христианам с добрыми обычаями, и его главная забота — воспитывать детей богатых и убивать детей бедняков, как сказал коммунист, знакомый девушки из булочной. Несколько поколений назад богачи были так сильны — хотя они тогда еще были вшивыми, — что добрая половина исландских детей погибла. Если бы простой народ не создал своих организаций, дети бедняков продолжали бы умирать. А если бы мы не укрепляли их, богатые боролись бы против бедных старыми средствами: во имя Иисуса Христа избивали бы их розгами и топили, как в прежние времена. Борьба против яслей для бедных матерей достаточно характеризует богачей; разница по сравнению со старыми временами только в том, что теперь богачи избавились от вшей.

Я спросила девушку в булочной:

— Что бы ты делала, будь у тебя ребенок?

Улыбка исчезла с ее лица, зрачки расширились, и она вопросительно посмотрела на своего друга-коммуниста.

— Расскажи ей, — кивнул он.

Какая-то женщина купила черного хлеба, девочка — пирожное, и булочная опустела.

— Пойдем, — сказала девушка и провела меня через заднюю дверь в крошечный чулан, который одновременно был складом и умывальной. Дверь оттуда вела во двор.

Небо было затянуто черными тучами. Лил проливной дождь, бушевал ветер. В луже у двери стояла детская коляска с поднятым верхом, покрытая мешковиной для защиты от дождя. Девушка подняла мешковину и, улыбаясь, заглянула в коляску.

Ребенок не спал, его большие глаза были открыты. Увидев мать, он заплакал, заворочался и изо всех сил потянул себя за палец.

— Солнышко мое! — сказала мать и, увлеченная сыном, на минутку забыла о работе и о черных дождевых тучах.

— Какие у него умные глаза! — сказала я. — Вот из кого получится настоящий гражданин Исландии.

— Если его здесь обнаружат, меня уволят.

А в булочной нетерпеливый покупатель стучал по прилавку.

Все теории мира и еще кое-что

Доктор Буи Аурланд вошел, улыбаясь, с мокрым от дождя лицом, снял пальто и сообщил, что у него хорошие новости.

Я ждала.

— Думаю, могу с уверенностью сказать, что мне наконец удалось выцарапать из альтинга несколько тысяч крон для вашего отца на постройку церкви.

— А-а…

Он удивленно посмотрел на меня.

— Как? Вы не бросаетесь мне на шею?

— Из-за чего?

— От радости.

— За это время я узнала, что Лютер был самым невоспитанным человеком в мире, и перестала верить в бога.

— Черт возьми! — Он вытер лицо и очки. — Но почему мы не можем верить в человека, даже если он иногда читал молитвы на плохом немецком языке вместо латыни и упоминал о детородном члене осла в какой-то неясной связи с папой? Он все же был достаточно крестьянином и поэтому мог даже в эпоху Возрождения серьезно относиться к христианству, когда вся Европа уже перестала им интересоваться. Благодаря этому он спас свое церковное предприятие. Кроме того, старик Лютер, как и многие немецкие крестьяне, был музыкант.

— Я не знала, что вы сторонник Лютера.

— Я и сам этого не знал, — рассмеялся он. — Я думал, что в области христианства мне ближе всего папа, который явно ни во что не верит. В альтинге я привык поддерживать доброго Иисуса Христа главным образом потому, что я согласен с Марксом, который видит в религии опиум для народа.

— Другими словами, вы материалист?

— Как давно я не слышал этого слова в таком смысле. В экономике мы применяем его несколько иначе. Но если вы искренне спросили о моем вероисповедании, я отвечу вам так же искренне: я считаю, что w равно mc².

— Что это за чепуха?