Атом в упряжке - [6]

— Я думаю — убийцы, — задумчиво сказал Борис. — Один из них — ох, и плюгавый же вид имел. Морда красная, пухлая, глаза… Да что это я, Дмитрий Феоктистович, — вдруг заволновался он, — об этом потом, но как вы собираетесь поступить? Дело, знаете ли, серьезное.

Журавлев улыбнулся, положил руку Борису на плечо и сказал:

— Вот что, чудила. Как и что — видно будет. А сейчас — тебе придется бросить свою маму и этого короткохвостого какаду. Ты мне нужен. Нет, не спорь, дорогой, мы с тобой должны войти в историю человечества…

И Журавлев, еще ближе наклонившись к Борису, начал серьезным и деловым шепотом давать ему распоряжения.

После короткого совещания, в ходе которого Борис с восторгом запомнил ряд приказов Журавлева, оба вышли на палубу. Палуба была пуста. Легкий свежий ветер дул навстречу. Холмистый берег Крыма, сереющий волнистой чертой, разделял небо и море.

Журавлев оглянулся, набрал полную грудь воздуха и довольно рассмеялся.

— Хорошо, — сказал он с нажимом. — Как по нотам. Люблю такую обстановку, перец мне в бороду! Ну, Борис, тащи свою подушку. Сейчас мы с тобой сыграем первое действие кровавой драмы «Заговор на корабле».

Склонившись над чемоданчиком, Журавлев отвязал от него одеяло и, быстро порывшись внутри, вынул большой твердый шар с пробкой. Отстегнув подкладку одеяла, которая была соткана из плотной и хрустевшей, будто ломавшейся, материи, он расстелил ее на палубе, поставил сверху чемоданчик, лег и велел Борису:

— Ложись и ты тоже, мы поразмышляем.

В это время волна приподняла пароход, пылинка с палубы влетела Журавлеву в ноздрю, и он громко чихнул. Одеяло без подкладки, которое он держал в руках, надулось от чиха, и стало заметно, что оно сшито из множества тонких слоев накладной материи.

— Привяжись к петелькам подкладки этим поясом, — быстро сказал Журавлев Борису, — и прикрепи цепочки к краям одеяла и подкладки.

Затем он аккуратно положил извлеченный шарик во внутренние складки одеяла, выкрутил пробку и быстро убрал руку. Из шарика вылетел твердый гелий, превращаясь в легчайший после водорода газ.

Одеяло разворачивалось, как живое, принимало форму огромного лоскута материи, наполнялось газом.

— Держись! — крикнул Борису Журавлев. — Мы сейчас снимемся. Есть!

И действительно, огромная колбаса взвилась в воздух, увлекая за собой привязанную тонкими цепочками подкладку, которая согнулась под тяжестью двух людей, как продолговатая гондола.

— Летим! — воскликнул Журавлев и, бросившись на дно гондолы, начал доставать что-то из чемоданчика, весело напевая любимое «тара-тара-тири».

Но вдруг гондола накренилась, снизу послышался голос: «Помогите!»

Борис с Журавлевым подобрались к краю гондолы и увидели, что внизу висит, вцепившись в небольшую веревочную лестницу и по-лягушачьи болтая ногами, профессор.

— Эх ты! — только и сказал Журавлев и неловким голосом приказал Борису:

— Ну что же, тащи сюда…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой решают, наконец, испробовать гениальное изобретение

После трехчасового заседания Кабинет мирового шпионажа и обороны сделал перерыв. Члены Кабинета полулежали в креслах и, переговариваясь с закрытыми глазами, слушали тихую, прозрачную, далекую музыку.

К стеклянным окнам плотно прижалась южная тропическая ночь, мерцавшая в глубине далеким светом человеческого муравейника. Это главный город Новой Зеландии — Веллингтон — смотрел множеством фонарей вверх, на недосягаемое правительство.

Недаром Новая Зеландия была когда-то центром реформизма и соглашательства! Недаром сытое рабство прочно въелось здесь в жизнь и быт большинства населения! Именно поэтому правительство мирового капитала смогло создать себе в Новой Зеландии крепость и столицу. Здесь оно чувствовало себя почти в безопасности.

Однако, когда мелодичный долгий звонок вдруг тихо прервал сонные разговоры членов Кабинета, председатель вздрогнул и быстро нажал кнопку на кресле.

На стене вспыхнул блестящий экран. На экране показались трое одетых в глухое дорожное платье людей, ожидающих на нижней площадке горы (в пяти километрах от кабинета), перед воротами.

Привратник, мужчина лет пятидесяти, который был окружен целой системой рычагов, кнопок и выключателей, вопросительно посмотрел с экрана на главу кабинета и спросил голосом, переданным по одной из многочисленных трубок экрана:

— Из Москвы. 739.739. Документы розовые.

Председатель живо ответил:

— Впустить. Через дезинфекцию.

И, вскочив с кресла, обратился к присутствующим:

— Господа члены Кабинета, заседание продолжается. Сейчас мы будем присутствовать при очень интересном докладе.

Разговоры прервались. Члены Кабинета, семеро самых разных людей, считая председателя, кто потягиваясь, кто оживленно поднялись с кресел и заняли места вокруг овального стола с откидными пюпитрами.

Председатель, невысокий, худощавый японец, профессор То-Кихо, злобно оскалив блестевшие золотом редкие зубы, сказал:

— Ну, послушаем, что нам привезли из Москвы. Эти мужики хорошо подкупили своих ученых.

— Зря вы так считаете, То-Кихо, — ответил толстый белесый человек с задумчивым лицом — самый богатый человек в мире. — Мужики сами сделались учеными. Они растут, как дети, и чем дальше, тем безнадежнее будут наши попытки отвоевать свое право на господство. Нет, — сказал он еще медленнее, — их надо уничтожить, причем сейчас же. Без войны, без молниеносной хирургической операции нам не обойтись.