Атом в упряжке - [31]
— Послушайте, — повторяла девочка, дергая его за руку, — вам письмо.
— Что? — Борис вскочил, ударившись головой о шкаф.
— Вам письмо, — повторила девочка, — от папы. Принес рабочий с завода. Вот оно.
Борис посмотрел на Антонио и, увидев, что тот скорее спит, чем лежит без сознания, протянул руку за бумажкой. В записке говорилось:
«Парень! Тебя вызывает твой учитель. Беги на аэродром. Маршрут 17, площадь Модильяни. Тебя сменят. Записку порви».
Борис протер глаза. Что? Журавлев? Казалось, что во сне, посреди туманных и тревожных грез, Бориса вдруг окатили ведром холодной воды. Он сразу вспомнил о том, из-за чего они с такой быстротой перемахнули через казавшуюся непроходимой границу между двумя политическими полюсами, наскоро объяснил стоявшему перед ним рабочему, что надо будет сделать, когда проснется Антонио, поцеловал ошеломленных детей и стремглав бросился вниз.
На улицах, несмотря на рабочее время и полуденную жару, было неожиданно много народа. Все мчались в том же направлении, что и Борис. Везде мелькали черные рубашки и раздавался их сердитый и отрывистый говор.
— В чем дело? — спросил Борис у своего соседа по движущемуся тротуару, изысканно одетого юноши с ленивым лицом.
— Вы не знаете? — ответил тот, безразлично осматривая Бориса прищуренными глазами. — Вы иностранец?
— Да.
— О, тогда вам не понять, — сказал юноша, и его лицо скорчилось в гримасу. — Статуя Основоположника (так называли Муссолини) исчезла.
— Ого, — сказал Борис, догадываясь, но поднимая брови. — Как же?
В эту минуту в толпе пассажиров послышались крики удивления и ужаса.
— Еще!.. Еще!.. — заговорили вокруг и, расходясь, как круги на воде, по толпе поплыли и заволновались слухи.
— Мемориал войны… также исчез… без следа… Просто растаял… Не может быть?.. Собственными глазами видел.
Борис понял. Это Журавлев так рискованно, но весело извещал своих друзей, что прибыл в Рим. Исчезновение статуи Муссолини и огромного сооружения, построенного из захваченных на войне орудий и боеприпасов, было безобидной, хотя и многозначительной шуткой, весьма неприятной для воинственных фашистов Италии.
Толпа мчалась и нервно гудела, как испорченный механизм. Но Борис вскоре отстал от толпы. Он свернул в переулок, откуда шла дорога на аэродром. Это был грязный, тесный переулок, похожий на тот, что вел от аэродрома к дому Бандиеры. Он был почти пуст, только полуголая стая детей возилась у тротуаров и ворот. Такие резкие переходы от шума, блеска и чистоты к грязным картинам старых кварталов встречались в Риме очень часто.
Борис уже подбегал к аэродрому, волнуясь, но старался не спешить — за полтора дня он научился быть осторожным. На аэродроме, на площадке, куда прибывали аэростаты, было пусто. На стоянке аэропланов виднелось несколько машин. С ними возились механики, а вокруг были разбросаны промасленные тряпки, банки из-под смазки и инструменты. Борис осмотрелся, но Журавлева не увидел. Когда он проходил мимо аэропланов, заглядывая людям в лицо, молодой механик посмотрел на него и тихо сказал:
— Здравствуйте, Борис!
Борис вздрогнул, остановился и посмотрел на того, кто с ним поздоровался. Вдруг он покраснел так, что кожа на лице стала совсем прозрачной, словно что-то внутри него вспыхнуло красным бенгальским огнем. Он спустил глаза вниз, сразу же поднял их, и они заблестели, как два светлых луча на все больше и больше красневшем лице. И, решительно протянув руку, он сказал:
— Здравствуйте, Людмила!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой цель путешествия Журавлева окончательно проясняется
— Мы виделись в Москве, — сказала шепотом Людмила, и едва заметный розовый оттенок, как отблеск пожара на лице Бориса, появился у нее на щеках, — в Москве, в вашей квартире, у Дмитрия Феоктистовича.
— Да, — ответил, не сводя с нее глаз, Борис, — я очень хорошо это помню.
— Я тоже, — сказала Людмила и нахмурилась, чтобы не улыбнуться.
— Вы помните меня? — сказал Борис и начал старательно крутить свой пояс.
— Ну как же, — весело воскликнула Людмила, — вы мне страшно понравились.
Борис спустил голову…
— Я очень рада, что встретила вас здесь. Тут так интересно. Правда?
— Да, — сказал Борис смущенно.
— А теперь я приехала, — продолжала она живо, но так же тихо, — чтобы здесь остаться.
Борис восторженно посмотрел на нее.
— А вам, — многозначительно проговорила Людмила, — надо немедленно ехать туда, откуда я приехала.
Глаза Бориса вдруг потухли, и он почувствовал себя маленьким и несчастным.
— Вас отвезут к Дмитрию Феоктистовичу. Ну, вот ваш спутник, он уже выспался.
К Людмиле быстро подошел невысокий смуглый человек и неприязненно посмотрел на Бориса.
— Садись, — сказал он и показал Борису, куда сесть.
— Уже?
— Да, — сказала Людмила, и у Бориса екнуло в груди. — Нужно спешить. До свидания…
Но человек крикнул:
— Отойди!
Аэроплан, разбежавшись, так внезапно оторвался от земли и взмыл в воздух, что Борис ничего не успел ответить. Посмотрев вниз, он не узнал в механике, одетом в полотняный костюм, девушку, с которой говорил несколько секунд назад.
Путешествие показалась Борису очень быстрым. Его молчаливый спутник, казалось, был захвачен только одной мыслью — побить рекорд скорости перелета на десять тысяч километров. Они надели кислородные респираторы, наушники и очень теплые куртки, прикрепили в разных местах пружинистые, наполненные гелием шары, спустили стены в гондоле и поднялись на огромную высоту в двадцать километров, где воздух был сильно разрежен. Затем летчик нажал на какой-то рычаг, и стальная птица, враз сложив крылья, стала похожа на летучую мину. Тогда летчик ловко установил на носу и на корме аэроплана два аппарата. Борис услышал взрыв и почувствовал легкий, но отчетливый толчок, потом еще взрыв, еще и еще — аэроплан сломя голову бросился вперед и гигантскими прыжками помчался в небесном просторе. Летчик выключил мотор. Он стал лишним здесь, где сопротивление атмосферы, позволявшее аэроплану держаться в воздухе, было очень слабым. Теперь аэроплан двигался новым способом, который помогал развивать бешеную скорость. Этот способ много лет назад придумал, но не воплотил в жизнь известный русский изобретатель Циолковский. Аэроплан летел, подобно ракете. Выпуская взрывчатые газы, он двигался в противоположную сторону — по закону «действие равно противодействию»: так при выстреле «отдача» отталкивает пушку в сторону, противоположную выстрелу.
