Атолл - [18]

   Кроме того, висели портреты: красивого человека в пенсне и человека с моржовыми усами, родоначальника детективного жанра, сэра Артура Конан Дойла.

   Над кожаным диваном (чуть ниже портрета человека в пенсне) висело ружье. Это была гладкоствольная охотничья двустволка 16-го калибра, фирмы "Холэнд энд Холэнд", подаренная Джону поклонниками его таланта в период, когда писатель увлекался охотой а ля Хемингуэй. Ни одного зверя он так и не убил из этого ружья. Потом увлечение охотой сменилось увлечением рабалкой. И это уже было серьезным занятием, сравнимым с писательством. А ружье... что ж, висит как украшение интерьера.

   Как-то раз, в шутку, когда Аниту заинтересовалась, Джон ответил девушке, что это "чеховское" ружьё, которое обязательно когда-нибудь выстрелит.

   - Что такое "чеховское"? - спросила она.

   - Был такой русский писатель. - Джон указал на протрет человека в пенсне.

   - Он умер?

   - Да. Давно.

   - Жалко.

   - Еще бы... Сейчас таких писателей нет.

   - У него хорошее было ружье. Можно, я сотру с него пыль?

   - Пожалуйста, если тебе хочется.

   - А оно не выстрелит?

   - Нет. Оно не заряжено.

   - Но ты же сам сказал, что когда-нибудь оно обязательно выстрелит. Вдруг, это "когда-нибудь" уже наступило...

   - Девочка моя, "чеховское ружье" - это метафора. Смысл которой в том, чтобы писатели не занимались пустословием, а писали строго по делу. Если сказано, что на стене висит ружье, то будьте любезны, в конце пьесы ваше ружье должно выстрелить. А иначе зачем о нем упоминать. Поскольку мы с тобой живем не в пьесе, можешь смело его драить...

   Джон уселся за стол, придвинул к себе портативный "макинтош". Когда экран засветился, открыл файл под названием "Atoll", прочел последние две страницы вчерашней работы, сосредоточился. Но для того, что бы сложилась начальная фраза необходимо было проделать обязательный ритуал. Справа от компьютера на столе стоял стеклянный пресс-папье, залитый прозрачной жидкостью. Внутри был домик, а дальше белые холмы и елки. И если перевернуть этот крошечный мирок, а потом вернуть в исходное положение, там поднималась метель. Белые хлопья кружились, медленно падали, устилая снежным ковром - домик, холмы, деревья...

   Джон хранил эту игрушку как своего рода memento mori*. [*напоминание о смерти (лат.)]

   Это единственная вещь, которая досталось ему от отца. Пронесенная Джоном сквозь пространства и времена - в кармане, в рюкзаке, на столах меблированных комнат, в семейном быте с Джулией, она, в конце концов, пересекла океан... и вот он берет её в руки, как это делает каждый день.

   Когда улеглась последняя снежинка и маленькое небо очистилось, его мысли оформились в приемлемые фразы, и тогда он ударил по клавишам:

   " - Вот что я скажу про ваш роман, молодой человек..."

   Ровные строчки бежали по экрану, роковые события молодости превращались в электронные знаки, и этот процесс был не менее таинственным, чем сама жизнь.

   12

   - Вот что я скажу про ваш роман, молодой человек... Вы смотрите на Нью-Йорк с точки зрения крысы. Что это за перспектива? - спрошу я вас. Наконец, это просто унизительно для американцев... Я имею в виду эти ваши сказки о русском метро. Это же враньё - ни в какие ворота не лезет. Чтобы в варварской нищей стране была такая подземка? Да там вообще подземка-то есть?

   Жирные щеки редактора грозно сотряслись, из приоткрытого рта вылетели слюнные брызги.

   - На самом деле этот хитрый русский наверняка был замаскированным кремлевским агентом. И под видом рассказа о московском метро вел коммунистическую пропаганду. Ведь совершенно же понятно же, что русское метро - это аллегория о несбыточном коммунистическом рае. Теперь вы понимаете все эти аллюзии, все эти намеки?..

   - Понимаю, - с грустью отозвался Джон.

   - А раз понимаете, то, как же я могу выпустить в свет такую вредную для американского народа книгу?.. У нас, у американцев, есть своя мечта - американская. Вот о чем надо писать... Вы меня понимаете?

   - Понимаю, - с тоской отозвался Джон.

   - Кстати, название "Подземные" вы сами придумали?

   - Сам, а что?

   - А я думал - Керуака начитались.

   - Кто такой Керуак? - устало спросил Кейн.

   - Хм, - редактор запнулся, - впрочем, конечно, эмбрион человека проходит все стадии развития предыдущих поколений, начиная от рыбы... В вашем случае надо объяснять долго, либо вообще ничего не говорить... Ладно, закончим. Под конец дам совет: у вас плохой стиль, работайте над стилем, никому не подражайте...

   И так, с разными вариациями, ему отказывали в одном издательстве за другим. Самым первым и самым вежливым отказом был от мистера Булла, который его даже похвалил за добросовестность. Но отказ есть отказ.

   Другие не очень-то церемонились:

   - О'кей! Я отвечу языком ваших героев: "Вот только не надо мне заливать баки, они у меня и так полные. Здесь вам не бензоколонка..."

   Джон спускался по лестнице престижа все ниже и ниже, причем буквально. Начал с самых авторитетных издательств, располагавшихся на верхних этажах билдингов Манхэттена, закончил свои хождения в самых захудалых, покрытых пылью и паутиной, которых вот-вот закроют за долги, ютившихся чуть ли не в подвалах, в сомнительных районах. С одним мелким совсем уж ничтожным издателем, очень похожим на уличного кидалу, он едва не подрался, когда ему предложили напечататься под псевдонимом и без роялти. "Вам бы надо сначала имя заработать, а потом кичиться", - сказал этот замухрышка, поправляя галстук, который Джон Кейн хотел ему затянуть слишком туго. "Как же я заработаю имя, если буду печататься под псевдонимом?" - резонно спрашивал Джон. "Псевдоним тоже имя, - не менее резонно объяснял редактор-замухрышка. - Если опозоритесь, никто вам в глаза не плюнет. А если псевдоним прогремит, то потом можно намекнуть, что вы на самом деле не такой-то, а такой-то. В этом будет дополнительная интрига для читателей. Они любят раскрывать всякие тайны вокруг писателей".