Атласная змея - [58]

— Это правда, и я благодарю его за это. Эта черта только еще более увеличивает мою симпатию к нему, а также и благодарность к нему и его друзьям.

— Значит, — сказал Бержэ, — мы можем рассчитывать на вашу помощь в этом деле, то есть в том случае, если вы действительно задумали попытать счастья освободить капитана?

— Точно так же, как и на самих себя. Но послушайте, ведь мы с вами давно знакомы друг с другом, поэтому будьте со мной откровенны: я докажу вам, что все знаю. Вы ждете Куга-Гандэ, не так ли? Ну, так вот, прежде, чем прийти к вам, он должен повидаться со мной,

— А, ну уж это, милейший Жан-Поль…

— Вы мне не верите? — улыбаясь спросил Изгнанник.

— Да, если только не увижу этого собственными глазами.

— Ну, тогда смотрите!

И он заставил его повернуть голову.

Бержэ подпрыгнул от удивления. В эту минуту Тонкий Слух, индейский вождь, взобравшись на холм, медленными шагами подходил к лагерю.

Сомнение становилось невозможным: Изгнанник сказал правду.

Глава XVII. МУЧЕНИК

Кулон де Виллье невозмутимо смотрел, как утоляли голод его похитители, отказываясь принять какое бы то ни было участие в их трапезе и отталкивая все предлагаемые ему яства.

Кто бы ни были эти бандиты, белые или краснокожие, но они не стали принуждать его подчиниться их воле.

Наоборот, они сами, видимо, относились к нему с уважением; они даже отошли от него подальше и предоставили ему полную свободу отдаться мрачным мыслям, которые должно было внушить ему его положение.

Отдых продолжался часа два. Затем, на закате солнца, вопреки привычкам индейцев, которые, за исключением весьма редких случаев абсолютной необходимости, никогда не делают ночных походов, был подан сигнал к выступлению.

Тот же самый человек, который уже говорил с графом, опять подошел к нему и, вежливо поклонившись, сказал:

— Сударь, нам придется продолжать теперь путешествие уже не пешком, а на лошадях, на которых мы все отправимся верхами. Надеюсь, вы теперь согласитесь дать мне честное слово, как я вас о том просил, — вам в ту же минуту подведут лошадь и вы совершенно свободно поедете вместе с нами, причем к вам будут относиться с величайшим уважением.

Молодой человек отвернул голову, делая вид, как будто не слыхал того, что говорил ему этот человек.

— Я прошу вас об этом в ваших же собственных интересах, сударь, — продолжал человек, переодетый индейцем, — вы сами осуждаете себя своим упорством на ужасные страдания, от которых вы легко могли бы освободиться всего одним только словом. Согласитесь, пожалуйста, на то, о чем я вас прошу.

Граф презрительно улыбнулся, пожал плечами, но не произнес ни слона.

Через несколько секунд бесполезного ожидания индеец удалился медленными шагами, грустно шепча про себя:

— Это железный человек, от него ничего не добьешься. Делайте ваше дело, — добавил он громко, обращаясь к окружавшим его людям.

Графа опять связали и завязали ему глаза платком; потом его приподняли с носилок, и он вскоре понял, что сидит на шее лошади, впереди человека, к которому его привязали и который поддерживал его для того, чтобы он не свалился ни на ту, ни на другую сторону.

С первых же минут путешествие стало более чем утомительным. Молодой человек, наполовину лежа, наполовину выгнувшись назад, не имел ни малейшей точки опоры, чтобы держаться: ноги его болтались в воздухе, а голова качалась во все стороны.

— Сделайте знак согласия, — проговорил чей-то голос у него под ухом, — и вас сейчас же развяжут.

Сделав над собой страшное усилие, граф выпрямился так, что в продолжение нескольких минут оставался совершенно неподвижен: отказ был выражен решительно. Никто не стал его больше уговаривать.

Послышался свисток, и отряд медленно тронулся. Но постепенно шаг лошадей — теперь все эти люди ехали верхом — становился все быстрее, и они вскоре пустились в галоп, который не замедлил перейти в бешеную скачку.

Несмотря на все старания всадника, к которому граф был привязан, держать его в равновесии впереди седла, граф переносил действительно ужасные страдания; надо было иметь всю его непобедимую энергию и всю его силу воли, чтобы не издать ни одного стона и не просить пощады у бессердечных палачей.

Кровь прилила ему к голове, у него появился зловещий шум в ушах, артерии его бились так сильно, что готовы были лопнуть, ужасные судороги сводили все его члены, он чувствовал, что с ним начинается дурнота; рассудок его мутился; кровавые призраки носились перед его глазами.

Адская скачка, между тем, становилась все быстрее и быстрее. Мало-помалу безумие овладело его мозгом, он перестал сознавать, где он, и стал жертвой ужасных галлюцинаций; затем он почувствовал ледяной холод и общий упадок сил. Он больше уже ничего не слышал, тело его стало бесчувственным, он решил, что умирает; вздох облегчения приподнял его грудь, и он откинулся назад.

Он был в обмороке.

Наконец, глаза его снова раскрылись, он бросил вокруг себя бессмысленный взгляд, сделал машинально жест рукой и снова закрыл глаза, шепча слабым голосом:

— Отчего я не умер.

Прошло несколько минут. Молодой человек сделал новое усилие, глаза его бросили более разумный взгляд; жизнь возвращалась, а с нею вместе возвращалась и память, то есть страдание. Он сделал было попытку встать, но слабость его была так велика, что ему едва удалось повернуть голову немного в сторону.