Атласная змея - [41]

Глава XII. БИВУАК АНГЛИЧАН

Ночь выдалась темная и безлунная.

Сильный ветер завывал на все лады по ущельям гор и чуть ли не с корнями рвал гнувшиеся под его напором деревья.

Словом, это была одна из тех ночей, полных таинственного ужаса, о которых даже и понятия не имеют в Старом Свете.

По временам наступали минутные затишья, и тогда, как бы затем, чтобы еще более устрашить человека с робким сердцем, слышался не то насмешливый хохот, не то вой красных волков, бродивших в темноте; затем все снова умолкало.

У подножия довольно высокого и совершенно безлесного холма стоял лагерем многочисленный отряд путешественников; сбившись кучами вокруг яркого огня, красноватое пламя которого бросало на них фантастические оттенки, они готовили ужин, укрываясь, как только могли, от ледяного дыхания ночного ветра.

Эти путешественники, числом около восьмидесяти, устроили себе ограду из тюков, нагроможденных один на другой, за которыми, как за стенами крепости, укрылись люди и лошади. Двое часовых, облокотившись на длинные ружья, охраняли общую безопасность, в то время как спутники их чистили лошадей, нарезали хворост, черпали воду, — словом, предавались всем тем обычным занятиям, которыми всегда сопровождается остановка бивуаком в пустыне.

Немного в стороне, присев на корточки перед костром, разведенным специально для них, три или четыре человека тихо беседовали и при этом посылали друг другу в лицо целые клубы дыма, вылетавшего из трубок, которые они ни на минуту не выпускали изо рта.

Одетые в коленкоровые блузы, в митассы, спускающиеся ниже колен, обутые в индейские мокасины и с меховыми шапками на головах, они выглядели охотниками или же откупщиками из метисов.

Черты их лиц были грубы, взгляд свиреп, голос хрипл, речь отрывиста и груба. В особенности же один из них, самый рослый и самый старший, выглядел одним из тех старых лесных бродяг, которые совершенно позабыли цивилизованную жизнь и для которых пустыня стала второй родиной; он именно и говорил в ту минуту, когда мы решили познакомить читателей с этими новыми персонами. Спутники слушали его с вниманием и почтением, свидетельствовавшими о том, что он играл очень видную роль среди окружавших его людей.

— Ну вот! — говорил он, выколачивая золу из своей трубки о ноготь большого пальца левой руки, — дело идет на лад. Мы приближаемся; еще девять дней, и мы доберемся до места.

— Черт! — воскликнул другой, — нельзя сказать, чтобы мы ехали очень быстро! Проклятое путешествие! Мне оно страшно надоело.

— Ты всегда куда-то торопишься, Опоссум, — насмешливо возразил первый собеседник, — слушая тебя, можно подумать, что мы находимся в дороге чуть не целую вечность, честное слово!

— А это, по-твоему, ничего не значит? Целые семьдесят семь дней пробираться по тропинкам диких зверей и несуществующим дорогам, держаться постоянно настороже и бояться засады! По-твоему, это приятное путешествие? Нечего сказать, хорошо!. Значит, ты не очень взыскателен, старина!

— Ах! — проговорил тот презрительно, — разве храбрый и честный охотник может так выражаться? Неужели ты и в самом деле считаешь себя вправе жаловаться? Значит, ты ни во что не ставишь удовольствие переживать опасности, когда знаешь, что вся твоя жизнь держится только на одной ниточке? Неужели тебе не нравится эта постоянная борьба со всей природой: с людьми, зверями, ураганами и вообще со всем, что тебе встречается на пути? Затем, когда все препятствия побеждены, все враги сбиты с толку или убиты, ты возвращаешься победителем к себе в хижину! Какое удовольствие доставляет такая победа!

— А самое главное, — возможность отдохнуть, — добавил тот, кого называли Опоссумом. — Да, ты прав, Летающий Орел, все то, что ты говоришь, справедливо, но только, к сожалению, не всем приходится возвращаться домой! Вспомни, какие мы с тобой дорогой видели горы костей, белеющих на солнце, причем мы даже не могли узнать, кому принадлежит хоть один из скелетов, которые мы топтали копытами наших лошадей! А между тем, они тоже были при жизни храбрыми и честными охотниками! Теперь они умерли. Кто их знает? Вспоминает ли про них кто-нибудь? Никто. Они исчезли, навсегда вычеркнуты из книги жизни и ни у кого в памяти не осталось даже и воспоминания о том, чем они были и что они совершили!

— Каждый человек должен умереть, — философски возразил Летающий Орел, — лучше пасть в бою, чем угаснуть старым, худосочным и ни к чему негодным, в углу за печкой, на подстилке из листьев или перьев! Все это ты вздор болтаешь!

— Ну, да что толковать, — продолжал Опоссум, как человек, которому спор не доставляет удовольствия, потому что он чувствует себя побежденным красноречием противника, — дай Бог, чтобы наше путешествие окончилось благополучно!

— Разве ты сомневаешься в успехе нашей экспедиции? — быстро спросил Летающий Орел.

— Наше путешествие еще не кончено, — отвечал Опоссум, — нам остается еще девять дней пути. Кто знает, что нас ждет впереди?

— Это правда, но самые большие препятствия мы уже преодолели, самые большие опасности уже миновали! Ты точно нарочно накликаешь на нас беду!

— Весьма возможно, — сказал Опоссум, покачивая головой с видом сомнения. — У меня грустные предчувствия, которых я не могу преодолеть. Разве я в этом виноват? Они приходят сами собой, я их не зову.