«Атлантида» вышла в океан - [27]

Даусон парень опытный. Он сразу понял, что здесь могут быть любопытные находки, и стал частенько наведываться в карьер, а сам попросил рабочих поглядывать, не найдется ли чего интересного.

Однажды они выкопали ему какую-то трудноопределимую кость, потом что-то напоминавшее кусок черепа. В конце концов и сам Даусон сделал открытие.

В тот день рабочие ушли пораньше. Была суббота, и никто не мешал Даусону в свое удовольствие копаться в карьере. Последнее время этот старый фанатик приезжал туда с утра и торчал весь день, захватив с собой завтрак и обед.

Он нашел там, вообще-то говоря, немало интересного. В тот день ему попалась прекрасно сохранившаяся кость.

Не ожидая утра, этот сумасшедший прямо ночью позвонил мне и доктору Артуру Вудварду и начал кричать, что он обнаружил мамонта. Как он потом признался, он хотел, чтоб мы приехали, и думал, что на крючок мамонта мы попадемся скорей.

На следующий день мы сели с Артуром в самолет, и к вечеру уже были на месте. Даусон отвез нас в карьер (это, действительно, недалеко от моего имения) и все сам показал. Место прелюбопытнейшее! Прямо как на золотом прииске — нас, антропологов, разумеется,— на каждом шагу ожидают самородки.

Одним словом, приехали мы взглянуть на эту дурацкую кость (принадлежавшую, как оказалось, динозавру), а остались на неделю. И вот восемнадцатого августа, пока я копался в одном конце карьера, слышу в другом — дикий вопль. Можно было подумать, что там появился живой динозавр. Я — туда. Мне навстречу — оба мои почтенные коллеги. Даусон потрясает найденной челюстью, как Самсон в битве с филистимлянами. За ним, подобно горному козлу, скачет Вудвард.

Челюсть действительно исключительная,— воскликнул Маккензи,— вы видели муляж. Хоть она и схожа с обезьяньей или, вернее, с челюстью палеопитека, но плоская поверхность двух сохранившихся зубов не вызывает сомнений — челюсть человеческая.

Я немедленно вызвал большую партию рабочих, купил этот карьер. Копать стали днем и ночью при свете прожекторов. На третий день обнаружили череп...

— Кусок черепной кости,— уточнил Шмелев.

— Ну, кусок черепа,— недовольный, что его перебили, продолжал Маккензи.— Во всяком случае, достаточно большой, чтобы можно было проводить с ним анализы. И потом, там было огромное количество всякой окаменелой живности той эпохи. Образцы земли мы тоже сразу же взяли. Между прочим, хоть и переворотили в этом карьере все, когда добывали песок, все же небольшой слой почвы, где нашли челюсть и череп, сохранился. Я велел оградить это место и поставить брезентовый тент.

Втроем мы запротоколировали результаты раскопок. Я на своем личном самолете доставил кости в Мельбурн, где они сейчас под семью замками хранятся в моем... в Мельбурнском университете св. Маврикия. Там же под руководством Вудварда их подвергали химическому анализу и калий-аргоновому.

И не только их. Все, что нашли поблизости, почву. Притом и по отдельности, и вместе. Старик Вудвард — придира неимоверный и больше всего печется о своей научной репутации. Так что «допрос» останков он проводил с пристрастием.

Да и я сто раз все проверил. Допустим, любитель Даусон мог ошибиться. Ну, я в конце концов не самый крупный в мире специалист. Но Вудвард — это же светило! И потом, анализы не соврут. Так что австралоантроп родился! Остается зарегистрировать его в мерии и выдать свидетельство о рождении.

Эта почетная задача и выпала на вашу долю. Вот что я написал этому корреспонденту. Ну как?

Ученые молча переглядывались. Наконец Левер сказал:

— Ладно, Грегор, давай ему, что хочешь. В конце концов подписываешь ты. Только убери, ради бога, всякие там выражения. Все-таки это для газеты и на серьезную тему.

— Подумаешь,— проворчал Маккензи.— Ничего бы с читателями не случилось. Проглотили бы. Ну да ладно, исправлю. А теперь,— он сделал паузу,— разрешите мне пригласить вас всех на банкет, который я устраиваю по случаю рождения старейшего человека не земле. Могу вам сообщить по секрету,— Маккензи понизил голос,— я имел беседы кое с кем у нас в правительстве. Видимо, всех выдающихся ученых,— он обвел коллег многозначительным взглядом,— ожидают высокие награды. Что касается почетного членства в нашей Академии, об этом и говорить не приходится. Вот так! — И Маккензи грузно опустился в жалобно заскрипевший шезлонг.

ГЛАВА 9. «ЗВУК И СВЕТ»

Пассажиры на корабле спали, обедали, купались в бассейнах, играли в теннис и шахматы, в карты и рулетку, флиртовали, занимались бизнесом, отдыхали, гуляли, спорили. Сам корабль, не зная устали, безостановочно мчался днем и ночью в тумане и под ярким средиземноморским солнцем, ни на мгновенье не замедляя хода, ни на секунду не останавливая ритмичного гула могучих машин.

Остались позади Сицилия, Мальта, Крит. За бортом тянулись африканские берега, порой холмистые, порой зеленые, а порой сверкающие белизной какого-нибудь города, например Бизерты.

Компания отлично знала и учитывала интересы своих пассажиров — первого класса, разумеется. Она понимала, что те, кто очень торопится, летали самолетом, а кто предпочитал пароход, имели на то свои особые причины: одни боялись авиационной катастрофы, другие не переносили воздушной болезни. Морская болезнь была почти исключена благодаря специальным устройствам. Третьи ехали просто, чтобы развлечься. В общем, никто не спешил. И любой из них с удовольствием задержался бы на два-три дня для осмотра по пути достопримечательностей.