Атлантида - [25]

— Дорогая моя девочка! — проговорила мадам Каудаль, тронутая пламенной речью своей приемной дочери. — Что мне тебе ответить? Доктор, идите же ко мне на помощь! — добавила она, обращаясь к Патрису, который, видимо, сильно взволнованный, ходил взад и вперед по комнате, находя в глубине души просьбу Елены вполне основательной.

— Я окажусь для вас плохим помощником, — проговорил наконец он, останавливаясь перед мадам Каудаль, — так как нахожу желание мадемуазель Елены вполне осуществимым!

— Как! И вы туда же? — воскликнула почтенная дама, пораженная таким неожиданным заявлением. — Да это настоящий заговор!

— Ничуть! — возразил доктор. — Я так же, как и вы, был далек от возможности подобного путешествия не только для мадемуазель Елены, но даже для самого себя, но, обдумав хорошенько, нахожу, что, в сущности, оно не имеет ничего рискованного. «Титания», построенная под руководством такого выдающегося человека, как Рене, представляет, право, гораздо более верное убежище, чем какой-нибудь дом, построенный одним из современных архитекторов. Кроме того, если Рене просит приехать к нему, следовательно, он убежден, что это путешествие не представляет никакой опасности, и я безусловно доверяю ему.

— О, доктор! — воскликнула Елена в восхищении. — Как вы добры и как я благодарна вам!

— В этом отношении вы вполне правы, — согласилась мадам Каудаль. — Опасности, пожалуй, и нет, но, во всяком случае, Елене неприлично отправиться вдвоем с вами.

— Какие пустяки, тетя! Разве англичанки и американки не путешествуют повсюду одни!

— У них другие нравы, но мы не должны поступать вопреки обычаям нашей страны, и я ни в коем случае не дам тебе разрешения на подобное путешествие.

— А почему бы, тетя, — проговорила Елена после короткого раздумья, — не поехать и вам вместе с нами?

Мадам Каудаль и доктор при этом предложении не могли удержаться от удивления.

— Мне? Что за безумная мысль!

— Да почему же? — настаивала Елена.

— Вам, наверно, очень хочется увидеть Рене!

— Мало ли что хочется! Ты, кажется, воображаешь, что можно исполнять все свои желания?

— Без сомнения, если эти желания не противозаконны. Подумайте только, тетя, дней через пять-шесть вы увидите Рене и прижмете его к сердцу!

— О, это слишком большое счастье! Этьен, не теряем ли мы все рассудок?

— Ничуть! Надо просто свыкнуться с мыслью о нашем подводном путешествии, и тогда она не будет казаться странной. Мадемуазель Елена вполне права!

— Но в мои годы принимать участие в таком безумном предприятии!..

— В ваши годы, тетя? Они ничего не значат, так как вы до сих пор самая прелестная женщина во Франции!

— Что ж, пожалуй, — засмеялась мадам Каудаль. — Чувствую я себя достаточно хорошо и надеюсь, что не буду для вас обузой. Однако…

— Отправимся лучше смотреть «Титанию», — предложил доктор Патрис. — Может быть, это приведет вас к окончательному решению.

— Прекрасная мысль! — воскликнула весело мадам Каудаль, которой перспектива скорого свидания с сыном сообщила самое радужное настроение духа.

Все маленькое общество немедленно отправилось к бухте, где находилась «Титания», и осмотр ее привел всех в восхищение. Устройство судна было настолько комфортабельно и просторно, что в нем свободно могли поместиться пять или шесть человек пассажиров. Мадам Каудаль первая заявила, что путешествие на таком благоустроенном судне не представляет ничего опасного, и изъявила свое полное согласие на немедленный отъезд. Решено было никого не извещать об этом, и в тот же день, к вечеру, необходимый багаж был перевезен на «Титанию». Кермадек, по своему обыкновению, отнесся с полным хладнокровием к неожиданному появлению на судне двух дам и, получив от доктора Патриса приказание к отплытию, немедленно исполнил его.

Через несколько часов «Титания» была уже далеко от берегов Франции.

ГЛАВА XIV. Харикл и Рене

Нервное потрясение, испытанное Хариклом при неожиданном появлении Рене, было настолько сильно, что, несмотря на окружающий его нежный уход, силы старика не возвращались. Он неподвижно лежал на своем пурпурном ложе в одном из роскошных покоев дворца. Атлантис и Рене не покидали его ни на минуту, употребляя все средства, чтобы вылечить его, но усилия их оставались бесплодными, что повергало молодых людей в полное отчаяние. Рене страдал душой не только за Атлантис; совесть упрекала его в болезни старика, к которому он чувствовал с каждым днем все большую симпатию. Сознавая себя единственным виновником всего происшедшего, молодой человек не имел сил покинуть подводное жилище, хотя и замечал, что его присутствие неприятно больному, который упорно не спускал с него своих больших выразительных глаз. Казалось, Харикл хотел разгадать душу незваного гостя, наблюдая за малейшими изменениями его лица, и не будь намерения Рене вполне чисты и бескорыстны, по всей вероятности, этот упорный взгляд смутил бы его. Благодаря своему счастливому, всегда ровному характеру, Рене оставался совершенно спокойным и продолжал окружать старика самыми нежными заботами, которые постепенно пробуждали в больном теплое чувство к своему импровизированному доктору.