Атлантида - [56]

В тот самый день, когда случилось несчастье, но уже вечером капитан одного небольшого гамбургского парохода, груженного апельсинами, вином, маслом и сыром, увидел в океане в ясную погоду при сильной зыби какую-то лодку. Крепко скроенный грузовой пароходик доставил на Азорские острова из Гамбурга сельскохозяйственные орудия и на рейде острова Фаял взял новый груз, предназначенный для нью-йоркского порта. Капитан заметил, что с лодки сигналили платками. Пароход подошел к лодке, и через полчаса к нему на борт с большим трудом были подняты потерпевшие кораблекрушение пассажиры. Было там пятнадцать человек. У трех матросов и юнги на фуражках можно было прочитать название знаменитого экспресса «Роланд». Кроме них там оказались двое мужчин, две дамы, пожилая женщина скромного вида, служанка, безрукий человек, длинноволосый мужчина в бархатной куртке, а также рулевой и два ребенка, девочка и мальчик. Мальчик был мертв.

Плачевное состояние, перенапряжение и вечный страх, сгубившие нежного ребенка, изнурили страшнейшим образом и всех остальных. Один из мужчин, промокший до нитки (это был Фридрих), пытался втащить по трапу на борт парохода молодую женщину, лишившуюся сознания. Но сил у него на это не хватило. Он зашатался, и матросам парохода пришлось отобрать у него прекрасную ношу, с которой ручьями лилась вода. Он хотел что-то сказать, но из горла, точно пораженного воспалением, вылетали лишь сиплые звуки. Кроме того, что он вымок и одеревенел от холода, его скрючило, как от подагры. Ему помогли добраться до палубы. Он кряхтел, разражался скрипучим немотивированным смехом и широко раздвигал пальцы посиневших от холода рук. Посинели у него и губы, лицо было покрыто коростой из грязи и соленой воды, а глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели. Судя по всему, ему больше всего на свете хотелось обсохнуть, согреться и почиститься.

За ним следовала служанка Роза. Передав штурману маленькую Эллу, еще не пришедшую в сознание, она повернулась, собираясь вновь спуститься в шлюпку. Но туда было не пройти, потому что Бульке с помощью одного из матросов парохода буксировал привычным способом вверх по трапу своего промокшего хозяина. Безрукий Штосс смотрел на людей осоловелым взглядом. С него стекала вода. С большим трудом ему удалось процедить сквозь судорожно стучавшие зубы слова:

— Грога! Горячего грога!

Из носа, кончик которого побелел и стал восковым, как у мертвеца, беспрерывно текло, а воспаленные веки были кроваво-красного цвета. Теперь Бульке стал работать рука об руку с Розой. Не обращая внимания на стекавшие с них ручьи, они вместе вернулись в шлюпку, где в очень плохом состоянии лежала вторая дама, фрау Либлинг.

— Она умерла, — говорили матросы парохода, — как и мальчуган.

Они хотели поэтому сначала доставить в укрытие пожилую женщину, палубную пассажирку «Роланда», своим хрипом еще подававшую признаки жизни. Но Роза разрыдалась, клянясь сквозь вопль, что фрау Либлинг жива. Нет, заявили матросы, она наглоталась воды. Роза не сдавалась до тех пор, пока хозяйку не перенесли на пароход, где ее уложили на большой стол в общей каюте. Когда на палубу отнесли жутко хрипящую, все еще не пришедшую в сознание пожилую женщину, один из матросов «Роланда», у которого были обморожены ноги, но который за последние часы не издал ни единого звука, начал вдруг дико реветь от боли. Сотоварищи этого бедняги грубо его одернули:

— Ну, чего слюни распустил, точно баба старая! Может, хватит орать?

После этого окрика матрос стал лишь жалобно стонать, хотя на лице его была по-прежнему написана невыносимая боль, и его повели по трапу. За ним следовали длинноволосый человек в бархатной куртке, произносивший явную несуразицу, доктор Вильгельм и, наконец, матросы, несшие тело маленького Зигфрида Либлинга.

Длинноволосый человек в своем жалком облачении вел себя на палубе самым странным образом. То он стоял навытяжку, как рекрут, то сгибался, то целился в воздух, как бы изображая охоту. При этом он кричал:

— Я художник! Я оплатил свою каюту! Я потерял только каюту! Меня знает вся Германия! — Тут он застывал в горделивой позе. — Я живописец Якоб Фляйшман из Фюрта.

Палуба вокруг его ног обильно покрывалась влагой, сочившейся из его платья, а еще этого человека так рвало морской водой, что было больно на него смотреть. Доктор Вильгельм разучился говорить, он только все чихал да чихал.

Тем временем единственный стюард парохода принес Фридриху горячего чаю, а матрос, выполнявший также обязанности фельдшера, пытался привести в чувство фрау Либлинг. Вскоре и Фридрих, несколько окрепнув, стал ему в этом помогать. Доктор Вильгельм, выпив несколько рюмок коньяку, предпринял, хоть и без большой надежды на успех, попытку оживить маленького Зигфрида. Помогал ему некий Вендлер, механик грузового парохода.

Фрау Либлинг лежала без всяких признаков жизни. Лоб, щеки и шея еще молодой и привлекательной женщины были обезображены темными красновато-синими пятнами. Кровоподтеки, правда не столь сильные, как эти пятна, виднелись и на вспухшем обнаженном теле. Фридрих просунул ей пальцы в рот, раздвинул челюсти со многими золотыми зубами, выправил язык и удалил скопившуюся в горле слизь. Затем он поручил коку растирать окоченевшее тело горячими полотенцами, а сам начал производить искусственное дыхание.