Атлантический рейс - [73]

Проходим мимо Копенгагена. У самой воды – аэродром. На него садятся серебристые реактивные самолеты скандинавской аэролинии «САС». А в сторонке сгрудились серым стадом несколько громадных американских самолетов «Боинг». Фирма прогорает: за последние полгода несколько «Боингов» упало на землю, хороня под своими обломками сотни человеческих жизней, и пассажиры бойкотируют эти самолеты. «Боинги» стоят, летчики скучают в аэродромной гостинице, фирма прогорает.

А на нашем судне жизнь идет своим чередом. Валентин собирает по каютам книги, чтобы обменять их на берегу в библиотеке; радист выписывает счет на радиограммы. Оказалось, что больше всех послал радиограмм на берег Виктор некоей Герде из Вильнюса. Ох, уж эта Герда!..

– Ничего, – посмеивается Виктор, – выйдет за меня замуж, я ей этот счетик вместо свадебного подарка преподнесу.

У боцмана свои заботы: он списывает израсходованные краски и собирает тропическую робу. Когда я сдаю ему вещи, то слышу, как в соседней каюте шумят матросы:

– Чтоб я еще хоть раз пошел в эти тропики! Лучше на север, на селедочку. Там, на севере, я был толстый, здоровый, а тут совсем вытаял...

– Брось ты! – узнаю я голос Славы. – Ты всегда был дохлым. И там ты от ветра качался. А я так и в следующий рейс пойду на юг: ну как мне хочется побывать где-нибудь в Южной Америке, на Ямайке, Кубе!

– Давайте ваше барахлишко, – говорит мне боцман.

Я сдаю вещи и, прежде чем уйти, слышу Славин голос:

– Бутылку на берегу... в Теме нашел... Записку накатал «кузнечик». Труднее всего было запихнуть эту бутылку в акулье брюхо. Она мне чуть полруки не оттяпала.

Громкий хохот рвется из каюты. Я тоже усмехаюсь: чудаки, мне ведь еще в тот день все было ясно. Но разве не интересно поиграть в приключения даже взрослому человеку?

Итак, последние дни морской жизни. Мы уже в Балтике. Балтийское море встречает нас алым небосводом восходящего солнца и абсолютным штилем.

Минуем остров Борнхольм. Он очень красив, этот небольшой остров со своими ярко-зелеными полями, на которых пасутся белые, в черных пятнах коровы. На корме стоит Тихоныч. Вытирая ветошью руки, он смотрит не на остров, а на зеленоватую воду вокруг него – может, там еще и сейчас притаилась у самого дна смерть, спрятавшаяся в обросший ракушками и тиной рогатый шар?

Вздохнув то ли о мине, которая еще ждет своего часа, то ли о тех тревожных днях, которые он проводил когда-то в опасном поиске, Тихоныч бросил ветошь за борт и отправился на палубу, где идет поголовная стрижка. Здесь, в заветрии, у лаборатории Юрий Торин и Алексей Лукашанец приводят в порядок матросские шевелюры. К доморощенным парикмахерам стоят очереди: всем хочется сойти на берег посимпатичнее. Фасона своей стрижки бригадир не знает; он просто стрижет, укорачивая и подравнивая вихры, иногда подрезая заодно ухо или щеку. А Торин, прежде чем отхватить тупыми ножницами первый клок волос, деловито осведомляется:

– Вам что? Прическу «Ив Монтан», «Сатана», «Торнадо» или просто «горшок»?

К большому удовольствию капитана я сбрил усы, бороду и попросил судового цирюльника, чтобы он сам сделал выбор из своего запаса причесок.

– А ля «Ив Монтан», – безапелляционно заявляет Торин, грозно пощелкивая ножницами над моим ухом. – Это сейчас очень модно.

Через полчаса все кончено.

Вряд ли кто спал толком в последнюю ночь нашего рейса. Рано утром, лишь рассвело, мы увидели долгожданные берега: серую полоску земли с колючей щетинкой зеленого леса. Ни белых стройных силуэтов небоскребов, взметнувшихся в прозрачную синь неба, ни ярких, броских красок рекламы. Нет, ничего мы не увидели того, что приводило нас когда-то в минутный восторг.

Все было буднично и просто – серая полоска земли и щетинка леса. Но отчего так сжалось сердце и прищурились заблестевшие глаза? Почему в пальцах ломаются спички и сигареты остаются не зажженными?

Это была не просто земля.

Это была наша земля, имя которой Родина.

Раннее утро. Идем по узкому каналу. С двух его сторон стоит тихий лес; вдоль канала тянутся покрытые незабудками сырые поляны, луга, по которым прогуливаются красноногие аисты. Из леса слышно теньканье синицы да незамысловатые трели зяблика. Все такое привычное, близкое, без чего нельзя представить себе жизнь.

Вот и пирс. Я вижу, как спешит к нему женщина в синем платье. Она прижимает к груди букет сирени и машет мне рукой.

Вот и все. Рейс окончен. Мы – дома.

...Мы сидим в конференц-зале Балтийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии. На трибуне Виктор Леонтьевич Жаров. Он делает доклад об итогах нашей экспедиции, отчитывается о деятельности научной группы.

– Обследована громадная площадь Гвинейского залива в следующих координатах... Ученые экспедиции сделали около 300 гидрологических станций, произведен анализ почти 2 тысяч тунцов и парусников, поставлено более 400 ярусов протяженностью почти в 7 тысяч километров, обработано триста с лишним тысяч крючков. Добыто в общей сложности около 400 тонн рыб ценных пород, составлены подробные карты, схемы. Теперь мы знаем, где нужно искать тунцов в этот период, и рекомендуем промышленности следующие районы лова... – Жаров поворачивается к карте и называет районы, заштрихованные на синем поле Атлантического океана у берегов Африки и в Гвинейском заливе.