Ататюрк - [21]

Военная операция в начале ноября 1918 года, таким образом, является актом насилия как по отношению к соглашению Сайкс — Пико, так и перемирию. Фактически в октябре англичане написали французскому правительству, что «эволюция событий» делает устаревшим соглашение 1916 года и его следует пересмотреть.

Не заботясь об ответе Парижа, Лондон приступает к действиям. Англичане подписывают Мудросское перемирие, в то время когда французский адмирал Амет командует флотом союзников в Средиземном море. А премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж заявил премьер-министру Франции Клемансо в традиционной английской манере: «Если адмирал Амет хочет поставить свою подпись под договором о перемирии, как и его итальянский коллега, я не возражаю…»

Англичане не довольствуются этим успехом. Они захватывают порт Измир, затем форты Дарданелл. Когда корабли союзников бросают якорь в Босфоре, англичане высаживают тридцать тысяч солдат, то есть больше, чем французы и итальянцы вместе взятые. В Ливане и Сирии их сорок пять тысяч, что примерно в шесть раз превышает число французских солдат. В крупных городах Анатолии они размещают комендатуры и секретные службы, в которых в основном сотрудничают мобилизованные гражданские лица, знающие турецкий, греческий, армянский и курдский языки. Таким образом, они создают разветвленную информационную и пропагандистскую сеть, которую поддерживает присутствие английских войск вдоль железной дороги в Анатолии.

Политика англичан, по-видимому, приносит свои плоды. Разве не заявил султан, комментируя условия перемирия: «Какими бы суровыми ни были эти условия, мы принимаем их. Дружественная политика Англии, по нашему мнению, не изменилась. Позже мы сможем завоевать их прощение и их милость»? Правда, согласно другому источнику — французскому офицеру, поддерживавшему с султаном дружеские отношения, — тот якобы заявил, что он рассчитывает на Францию. Эта противоречивая информация не должна нас удивлять: это чисто дипломатическая игра султана, пытающегося противопоставить мощные европейские державы. А Вахидеддин, бывший личным советником своего старшего брата Абдул-Хамида, унаследовал его хитрость и коварство; он не нуждался в чьих-либо уроках в этой области.

Глава пятая СОСТОЯНИЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ

10 ноября 1918 года генерал Кемаль покидает Адану, столицу Киликии. Поездка в Стамбул предстояла долгая и тяжелая.

Одноколейная железная дорога пересекает горный массив Тавр, отделяющий Анатолийское плоскогорье от киликийских равнин. Немцы, концессионеры дорог Анатолии и Багдада, недавно проложили туннель в этих труднодоступных горах. Отныне можно было пересечь знаменитые Киликийские ворота, не покидая поезда, а ведь еще в 1914 году приходилось, как это делал в свое время и Александр Македонский, в течение трех дней передвигаться на повозке или на спине верблюда, чтобы попасть из Эрегли в Адану. От Эрегли поезд уже спокойно спускался до железнодорожного узла Эскишехир, а затем направлялся в Стамбул, расположенный примерно в тысяче километров от Эрегли.

Сразу после перемирия обстановка на железной дороге была крайне напряженной. Редкие эшелоны брались штурмом гражданским населением, немецкими солдатами, одиннадцать тысяч которых еще оставались в Турции и подлежали эвакуации, а также турецкими солдатами, чья демобилизация была предусмотрена разоружением. Топлива не хватало. Несколько недель спустя после проезда Кемаля бывшие солдаты, доведенные до отчаяния задержкой своего возвращения по домам, совершили нападение на склад боеприпасов в Афьон-Карахисаре.

13 ноября генерал сходит на перрон вокзала Хайдарпаша на азиатском берегу Босфора и видит столицу под прицелом орудий противника. Флот союзников прибыл в тот же день в Стамбул и встал на якоре в Босфоре, направив свои пушки на дворец султана. Повернувшись к своему адъютанту, Кемаль прошептал: «Они уйдут так же, как и пришли». Греки, армяне, евреи и прочее нетурецкое население охвачены энтузиазмом. Радость, охватившая большинство турок при объявлении перемирия — популярный поэт даже посвятил этому событию стихи, — не была настолько сильна, чтобы подавить чувство стыда за оккупацию. Особенно ликовали греки и даже устраивали демонстрации. Опасаясь инцидентов и реакции правительства, франко-британское руководство обратилось в патриархат православной греческой церкви с просьбой ограничить демонстрации.

Кемаль остановился в «Пера Паласе», одном из лучших отелей города, принадлежащем греческому владельцу мукомольного завода. Расположенный в устье Пера, это был первый отель в столице с электрическим освещением. В его салонах буржуа всех рас, а отныне и офицеры оккупационных войск встречаются, танцуют, развлекаются на балах, регулярно устраиваемых дирекцией отеля.

Что делать?

Кемаль остается в «Пера Паласе» всего несколько дней, встретившись за это время с несколькими иностранными журналистами. А затем он гостит у друзей, словно хочет быть подальше от Пера, и, наконец, переезжает в район Шишли, на север города, в квартал, где недавно построили себе роскошные особняки спекулянты, нажившиеся на войне. Любопытное соседство, даже если Кемаль расположился в доме, находящемся в самой скромной части квартала.